Но лучше всех, пожалуй, будет Гвидо. Он злее бродячей собаки и, хотя вышел из полнейшей грязи, стремится в князья. Наполовину мексиканец, наполовину итальянец. Любит позлить противника своим бандитским мексиканским акцентом и пробудить даже глубоко спящие расовые предрассудки. Любит довести тебя до того, чтобы тебе захотелось его сделать. Заметит все твои слабости и продемонстрирует их тебе — за большие деньги. Пожалуй, лучший психологический игрок из всех, кого я знаю. Следи за тем, как он играет, и не обращай внимания на то, что он говорит.
— А кстати, как он играет?
— Очень хорошо.
— Вы сбиваете меня с толку своей откровенностью.
— Говорить больше было бы глупо. Гвидо играет с партнером, со вкусом, с настроением, с напором, и все это — одновременно с игрой в карты. Пару раз я сделал его, но сейчас старый осел набит деньгами, которые я просадил ему в игру на удачу в прошлый раз, и он не преминет мне об этом напомнить.
— Он играет в стад или в холдэм? Я хочу сказать, в этих двух вы ведь никому не даете спуску?
— Ну, — сказал Бобби, — во всяком случае машину я ему пока не продул.
На въезде в лес он дал длинный гудок и с улыбкой взглянул на вьющуюся впереди дорогу.
В пятницу вечером все игроки собрались в гостиной Стэна Вурлицера обсудить правила и формат игры. Все, кроме Гвидо, прибыли ровно к девяти. Он появился на двадцать минут позже в окружении четырех хорошеньких молодых
Дэниел загляделся было, но вспомнил, что играть предстоит с Гвидо, а не с ними, и, сделав над собой усилие, переключил внимание.
Гвидо со вкусом поприветствовал остальных игроков. Это был крупный мужчина с выдающимся брюшком и склонностью к полноте. Лицо у него было широкое и смуглое, с обвислыми щеками. Он был бы нехорош собой, если бы не глаза, цветом и сдержанным блеском напоминающие обсидиан. На нем был смокинг и шелковый цилиндр. Запонки были из чистого золота. На браслете и кольцах посверкивали крупные бриллианты.
Когда Стэн Вурлицер представил его Дэниелу, Гвидо сдвинул брови:
— Мистер Вурлицер, — сказал он весело, — этот малыш, кажется, потерял свою мамочку. Надо бы ее побыстрее разыскать, чтобы малыш не начал плакать.
Дэниел, решив, что Гвидо что-то знает о смерти его матери, оборвал его:
— Пошел ты.
— Ай, какой смельчак! — воскликнул Гвидо, отшатнувшись с деланным испугом.
— Да ладно тебе, Гвидо, — с неодобрением сказал Руперт. — Побереги силы для игры.
— Ай, не удержался, — извинился Гвидо. — Ай, как мне сегодня хорошо! Я только что отлюбил по очереди всех девочек, и нам было так славно, что я даже слегка опоздал к вам. Не обижайся, малыш Дэниел, я пошутил, ты, конечно же, настоящий
— Кто кого размажет, мы еще посмотрим, — кивнул Дэниел.
— Стэнли, — Руперт округлил глаза, — может, начнем?
Правила были просты: делать ставку или пасовать в свою очередь, на втором заходе те, кто не делал ставок, могут их поддерживать, но не поднимать. Предложенную Стэном форму игры все одобрили: ставки делаются по кругу, начальная сумма пятьсот долларов, увеличивается по мере проигрыша; после каждых трех часов игры получасовой перерыв; после каждых шести часов — перерыв на час, дневной лимит игрового времени — двенадцать часов. Стэн собрал деньги, все, кроме Гвидо, отсчитали по сто тысяч наличными или, как Руперт, выписали чек.
Гвидо пренебрежительно проговорил:
— Я не пачкаю рук наличными и не теряю времени на бумажную возню.
Он щелкнул пальцами: его юные подружки взмахнули юбками и вынули по пачке купюр из-под подвязок. Гвидо, скрипнув зубами при виде их гибких бедер, проговорил:
— Я вам скажу: Гвидо Карамба не ставит на кон деньги, не познавшие тепла женской кожи. Надеюсь, на сегодня все дела закончены? Нам с девочками не терпится вернуться к прерванным занятиям. До встречи
— Ай, до встречи, — издевательски пробормотал Дэниел.
Перед полуднем игроки собрались у Стэна в покерной. Они разыграли, кто где будет сидеть — обозначили все места мелкими картами и вытягивали их по очереди. Дэниелу попался джокер, и он счел это за хороший знак. Когда все места были распределены, оказалось, что лучшей позиции он не мог и желать. По левую сторону от Дэниела, за круглым столом с восемью кучками золотых и черных фишек на сто тысяч долларов каждая, сидели Чарли Ли, Руперт, Джонни Руссо, Клей Хормель, Поль Шуберт, Гвидо и Бобби — что означало, что Гвидо и Бобби, сильнейшие игроки, будут, как правило, ходить до него.