Трикстер, Гермес, Джокер

Вольта резал помидоры для соуса, который собирался подать к своим знаменитым уевос ранчерос. [20]Он положил нож, пробормотал «Браво» и поаплодировал — после чего вернулся к помидорам.

Он ощущал присутствие Дэниела, но очень старался не замечать его. Было облегчением избавиться от парня, хотя бы и на несколько минут. С того момента, как Дэниел прошел сквозь зеркало и вернулся, он забрасывал Вольту вопросами, и с точностью Вольта мог ответить только на первый из них:

— Куда вы засунули яд, в оладьи или в ветчину?

— Дэниел! Я слишком горжусь своими оладьями и ни за что не навлек бы подозрений на ветчину Тикк Хатауэй.

— Тогда куда?

Вольта не понял по интонации, требовал Дэниел или умолял.

— В яблоко, которое накрошил в твой фруктовый салат. В христианском духе.

— В христианском?

— Древо знания. Запретный плод. Соблазн, падение и все такое. Одни запретные плоды сладки, вкус других отвратителен.

— Что отвратительно, так это накачивать других наркотой. Да еще в смеси с амфетамином.

— Я принес свои извинения. Это было вызвано необходимостью. Могу лишь повторить их. И будь добр, не называй это ядом. Шармэн потратила несколько недель напряженной работы на этот возбудитель.

— Она меня терпеть не может, — сказал Дэниел.

Вольта с удивлением заметил печальную нотку в его тоне.

— Вот уж нет. Имей в виду, она высоко отзывалась о тебе. А, как тебе, без сомнения, известно, она обладает редкими знаниями и выдающейся проницательностью.

Дэниел упрямо помотал головой.

Больше точных ответов у Вольты не было. Но Дэниел разразился очередью новых вопросов, вероятно, ему казалось, что ответы существуют, надо только докопаться до них.

— А почему исчезает одежда и все, что внутри нее? По идее, все это должно просто упасть на пол.

— Не знаю, — терпеливо отвечал Вольта (в большинстве случаев это был единственный честный ответ). — Могу только сказать тебе, основываясь на собственном опыте: то, что соприкасалось с твоим силовым полем долее тридцати-сорока часов, исчезает вместе с тобой и вместе с тобой материализуется. Хотя это тоже зависит от силы собственного поля предмета и того, насколько оно гармонирует с твоим.

— Что вы называете силовым полем? Тело?

— Дэниел, я могу лишь строить догадки. Я представляю это как сумму энергий: плоти, души, духа или чего-то еще, что является элементом существования.

— Подождите. Ну, например, я исчезаю с перочинным ножиком в кармане, выхожу наружу и втыкаю его между камнями. После того, как я материализуюсь обратно, ножик все равно будет при мне?

— Не знаю, не пробовал. Думаю, он материализуется между камнями, там, где ты его оставил.

— Но почему? Он ведь будет уже вне моего силового поля.

— Не знаю. Возможно, это какое-то исключение из пространственно-полевых законов. Или, как любит повторять Улыбчивый Джек: «Ты не можешь быть сразу в двух местах, если тебя вообще нигде нет».

— Но подождите. Чем мы видим, если у нас нет глаз, чем слышим, когда исчезают уши? Не понимаю.

— Потому что это невозможно, Дэниел. Если невозможное станет понятным, оно перестанет быть невозможным. Поверь, я пытался навести справки — с осторожностью, конечно — но не получил ответа ни у физиков, ни у магов. Единственное, на чем сошлись все, кто попытался об этом задуматься: система органов чувств не ограничивается исключительно телесным. Представь, что ты на время превращаешься в собственный призрак.

— Я не верю в призраки.

— Можешь сказать это своему призраку.

— Ну ладно, ладно. То есть вы хотите сказать, физическое тело превращается в дух.

— Не знаю. Единственное, что я могу сказать — мы рождены, чтобы удивляться.

— Но мне хотелось бы знать… — очевидно, у Дэниела созрела новая обойма вопросов.

В целях самозащиты Вольта добавил в ежедневный аспирантский режим Дэниела еще четыре часа медитации. Но это не помогло. Вопросов меньше не стало, Дэниел просто начал быстрее их задавать.

— Почему вы считаете, что исчезновение — это концентрация? Я бы сказал, что это скорее растворение.

— Возможно, мы занимаемся разными вещами, или же одним и тем же, но по-разному.

— И поэтому я не испытываю того чувства пустоты и остановки времени, которое предшествовало вашим исчезновениям?

— Думаю, да.

— Но кое-что общее в наших исчезновениях все же было. Почему?

— Не знаю. Может, так интереснее?

Переадресация вопроса тоже ни к чему не привела, Дэниел его просто не заметил, он размышлял над своим собственным до тех пор, пока Вольта не посоветовал без обиняков: «Дэниел, задавай те же вопросы самому себе. Ты знаешь ровно столько же, сколько и я, а вскоре, я уверен, будешь знать намного больше».