Триктрак

Мне ничего не оставалось, как изъять брошь и спрятать ее навсегда, дабы сохранить честь семьи. Я приобрел шкатулку с триктраком, сделанную голландским мастером Ван Майером, в которой имелся тайник, спрятал туда брошь, а шкатулку поместил в надежное место, отдав проклятый алмаз воле судьбы и времени. Если моим потомкам или тем, кто будет жить рядом с ними, удастся обнаружить тайник, пусть они поступят так, как подскажет им сердце или совесть, но лучше бы им совсем его не искать.

Своей подписью удостоверяю подлинность этого письма,

Томас Каллиган,

Сентябрь, 14, 1913 года

Я читала и перечитывала это удивительное письмо, пришедшее из прошлого. Нелегко было вникать его в стиль и разбирать рукописные строки, хотя Томас Каллиган имел ровный и чёткий почерк. Джеймс дал мне это письмо на следующее утро, когда мы устроились в гостиной после завтрака. Он выглядел намного лучше, чем вчера, видимо, помогли родные стены. Я же тихо переживала из-за отсутствия косметички и прочих необходимых утром вещей.

— Это мой прапрадед, отец моей прабабушки, — сказал Джеймс, когда я дочитала письмо.

— Той, что надела брошь, нарушив предупреждение?

— Да, той самой. Томас умер в тринадцатом году, в октябре, от сердечного приступа. Я ничего не знал о существовании этого завещания. Никто никогда о нём не упоминал.

— А миссис Клей, как она узнала?

— Мачеха… Доротея Клей была когда-то весьма умной и любознательной женщиной, — сказал Монтгомери. — Всегда хотела знать обо всех и обо всём. Впрочем, совсем неплохо, что она нашла это письмо. Но вот тайник найти не смогла.

— А Раскин… он, какое он отношение имеет к вашей мачехе? Почему она рассказала ему?

— Кадди… — мрачно пробормотал Джеймс. — Он же её родственник, дальний. На острове все друг другу родственники. Но я не могу себе простить, что вы, Асья, оказались в такой ситуации. Расскажите, что было с вами. Если, конечно, это не слишком неприятно для вас.

Он был сама вежливость, сама учтивость, само сочувствие.

— Когда никто не встретил меня в Гатвике, я села на автобус, приехала очень поздно, дверь дома была не заперта… — начала я, стараясь быть краткой, но и не упускать детали. Когда закончила свой рассказ, Джеймс долго молчал, то ли переживал, то ли что-то обдумывал. Или растерял слова от неловкости положения.

— Как всё случилось с вами? — спросила я.

— Со мной? О, это было ужасно! Я уже собирался выехать в Гатвик встречать вас, как появилась эта Хоуп. Сказала, что она сиделка моей мачехи и приехала по её поручению — та просит срочно приехать. Я впустил её в дом, объяснил, что смогу быть в Истборне лишь на следующий день, а что дальше… плохо помню. Пока я объяснялся с нею, в дом вошел её подручный, мне сунули в лицо платок, видимо, с хлороформом. Очнулся в подвале собственного магазина. И привезли меня туда на моей собственной машине!

Я не стала расспрашивать его о том, что происходило с ним в подвале, решив, что эти воспоминания слишком тяжелы. Меня пугало предстоящее объяснение на тему наших дальнейших отношений или отсутствия таковых. Я изначально сделала ошибку, приехав к человеку, который мне нравился, но не вызывал желания жить рядом с ним. Поддалась заманчивой перспективе попытаться изменить свою жизнь за пределами родной страны, вкусить от сладкого английского пирога, который на поверку оказался горьковатым. Хотя, не случись всей этой фантастической истории, возможно, было бы по-другому, позитивно. Но сослагательное наклонение имеет коварство перекидывать события туда, где всё происходит иначе.

— На этом портрете… — я махнула рукой в сторону рыжего джентльмена в кружевном воротнике, хранителя семейной ценности, — изображен ваш предок?

— Это? Да, прапрапра… дед, — кивнул Монтгомери и добавил: — Я понимаю, что вам может быть не по себе — приехали в… гости, а здесь такое… Но вы словно судьбой мне посланы, в столь трудный час.

«Сейчас ещё скажет, что я его ангел-хранитель», — подумалось мне.

К счастью, не сказал.

— Пообедаем в городе? — продолжил он. — Куда бы вам хотелось? Машина и водитель в вашем распоряжении!

Используя все подходящие к ситуации эпитеты, какие удалось вспомнить, бросилась убеждать его, что ему рано разъезжать по городу, следует принять лекарство и прилечь отдохнуть. А я тем временем съезжу в гостиницу на автобусе. В конце концов Джеймс согласился, вероятно, не выдержав моего дурного английского.