Трильби

— О да, вы очень, очень красивы — в этом нет никакого сомнения. Вы хотите выйти замуж за моего сына?

— Я отказывала ему девятнадцать раз, ради него; он сам может это подтвердить. Я неподходящая для него жена. Я знаю это. В рождественскую ночь он сделал мне предложение в двадцатый раз; он поклялся, что назавтра же навсегда покинет Париж, если я откажу ему. У меня не хватило храбрости. Это было малодушием с моей стороны. Страшной ошибкой.

— Вы так его любите?

— Люблю его? Но ведь и вы…

— Милая моя, я его мать!

На это Трильби, казалось, не нашлась ничего ответить.

— Вы только что сами сказали, что вы неподходящая жена для него. Если вы так его любите, неужели вы хотите погубить его замужеством с ним, помешать его карьере, уронить его в глазах общества, разлучить его с сестрой, с семьей и друзьями?

Трильби перевела страдальческий взор на страдальческое лицо Таффи и сказала:

— Неужели все это и вправду будет так, Таффи?

— О Трильби, положение безнадежно, и помочь ничем нельзя! Боюсь, что все это правда. Дорогая Трильби, я не в силах передать вам, что я чувствую, но я не могу лгать, вы знаете!

—

— О нет, Таффи, вы никогда не лжете!

Трильби дрожала всем телом, и Таффи хотел усадить ее, но она осталась на ногах. Миссис Багот глядела ей в лицо, задыхаясь от волнения и мучительной тревоги, почти с мольбой.

Трильби кротко посмотрела на миссис Багот, протянула ей дрожащую руку и сказала:

— Прощайте, миссис Багот. Я не выйду замуж за вашего сына. Обещаю вам. Я никогда его больше не увижу.

Миссис Багот схватила ее руку, сжала и пыталась поцеловать, восклицая:

— Погодите! Не уходите, дорогая моя, милая! Я хочу поговорить с вами. Я хочу сказать вам, как глубоко…

— Прощайте, миссис Багот, — повторила Трильби и, высвободив свою руку, быстро вышла из комнаты.

Миссис Багот, растерянная, ошеломленная, казалось была лишь наполовину довольна своей быстрой победой.

— Она не выйдет замуж за вашего сына, миссис Багот. Господи, как я хотел бы, чтобы она стала моей женой!

— О, мистер Уинн! — отозвалась миссис Багот и залилась слезами.

— Вот как! — воскликнул священник с легкой саркастической усмешкой, кашлянув и фыркнув явно несочувственно. — Конечно, если б это произошло — а я не сомневаюсь, что леди не стала бы возражать (при этом он слегка поклонился с иронической любезностью), — это очень устроило бы всех!

— Чрезвычайно любезно с вашей стороны интересоваться моими скромными делами, — сказал Таффи. — Послушайте, сэр, я далеко нe так гениален, как ваш племянник, и что станется со мной в жизни, никого, кроме меня, особенно не заботит. Но, уверяю вас, если б Трильби любила не его, а меня, я почел бы за счастье разделить с нею свою судьбу. Она редкий человек. Она именно та самая грешница, которая раскаялась, знаете ли!

— О, без сомнения! Без сомнения! Все это мне известно, но факты остаются фактами, а мир таков, каков он есть, — ответствовал преподобный Багот, чья саркастическая усмешка погасла под гневным взглядом вспыльчивого Таффи.

И тогда наш добрый Таффи сказал, хмурясь на священника, у которого был злой и глупый вид, как бывает иногда с людьми даже в тех случаях, когда правда на их стороне:

— А теперь, мистер Багот, мне трудно передать вам, сколько я выстрадал сейчас во время этого… этого… чрезвычайно тяжелого свиданья, так как питаю глубочайшее уважение к Трильби О'Фиррэл. Поздравляю вас и вашу свояченицу с полным успехом. Но, глубоко принимая к сердцу все, что касается вашего племянника, я не уверен, что он не остался в проигрыше благодаря успеху этого… ну, короче — этого свиданья!

Красноречие Таффи иссякло, и вспыльчивая сторона его характера начинала брать верх.

Тогда миссис Багот вытерла глаза, подошла к нему и с ласковой простотой взяла его за руку со словами:

— Мистер Уинн, мне кажется, я понимаю все, что вы сейчас чувствуете. Но будьте к нам снисходительны. Я уверена, что, когда мы уйдем и у вас будет время все хорошенько обдумать, вы поймете нас. А что касается той благородной, прекрасной девушки, то я одного хотела бы: чтобы мой сын мог жениться на ней, но, к сожалению, ее прошлое… Ее скромное общественное положение вовсе не испугало бы меня, — поверьте, я говорю совершенно искренне, — и не судите слишком строго мать вашего друга. Подумайте, сколько мне предстоит еще пережить: ведь мой бедный сын безумно влюблен в нее — и не удивительно! — и в свою очередь любим такой женщиной, как она! Он не сможет сейчас понять, каким несчастьем для него был бы брак с нею. Я вижу все ее очарование и верю, что она хороший человек, несмотря ни на что. А как она красива, какой у нее голос! Это много значит, не так ли? Я не могу передать вам, как мне грустно за нее! Чем я могу ее вознаградить — разве можно вознаградить за это? Я даже и пытаться не буду! Но я напишу ей и скажу все, что думаю и чувствую. Вы простите нас, хорошо?

Она говорила все это с такой непосредственностью и искренним чувством, была так мила и так напоминала Билли, что тронула сердце Таффи, и он простил бы ей все что угодно, а прощать ведь было нечего.