Трильби

— Я постараюсь, чтобы это было так, полностью полагаясь на ее самоотверженную доброту и горячую любовь к вашему сыну…

— Откуда вы знаете, что она горячо любит его?

— Мак-Аллистер и я давно догадались об этом, хотя мы никогда не предполагали, к чему это приведет. Думаю, что прежде всего вы должны повидать ее сами, — у вас будет совершенно новое представление о ней, вас ждет большая неожиданность, уверяю вас.

Миссис Багот нетерпеливо пожала плечами. Последовало молчание.

И вдруг, совсем как в театральной пьесе, за дверью раздался возглас Трильби: «Кому молока!» — и она появилась на пороге. При виде посетителей она хотела было повернуться и уйти. На ней было воскресное платье гризетки и прехорошенький белоснежный чепчик на голове (ведь был первый день Нового года!), и она выглядела как нельзя лучше.

Таффи позвал:

— Войдите, Трильби!

H Трильби вошла в мастерскую.

Как только она увидела лицо миссис Багот, она остановилась как вкопанная — выпрямившись, откинув плечи, с полуоткрытым ртом, с расширенными от ужаса глазами, без кровинки в лице, — трогательный образ, невольно внушавший уважение, так она была прекрасна и полна достоинства, несмотря на скромный свой костюм.

Маленькая леди встала, подошла к ней и, откинув голову, так как Трильби была гораздо выше ее, посмотрела ей прямо в лицо. Трильби прерывисто дышала от волнения.

— Вы — мисс Трильби О'Фиррэл?

— Да, да, я Трильби О'Фиррэл, а вы — миссис Багот, я это сразу поняла!

Новые нотки зазвучали в ее сильном, глубоком, мягком голосе, такие трагичные, проникновенные, так странно созвучные со всей ее внешностью в ту минуту, созвучные с тем, что в эту минуту происходило, что Таффи почувствовал, как холодеют его губы и щеки, по его могучему телу пробежала дрожь.

— О да, вы очень, очень красивы — в этом нет никакого сомнения. Вы хотите выйти замуж за моего сына?

— Я отказывала ему девятнадцать раз, ради него; он сам может это подтвердить. Я неподходящая для него жена. Я знаю это. В рождественскую ночь он сделал мне предложение в двадцатый раз; он поклялся, что назавтра же навсегда покинет Париж, если я откажу ему. У меня не хватило храбрости. Это было малодушием с моей стороны. Страшной ошибкой.

— Вы так его любите?

— Люблю его? Но ведь и вы…

— Милая моя, я его мать!

На это Трильби, казалось, не нашлась ничего ответить.

— Вы только что сами сказали, что вы неподходящая жена для него. Если вы так его любите, неужели вы хотите погубить его замужеством с ним, помешать его карьере, уронить его в глазах общества, разлучить его с сестрой, с семьей и друзьями?

Трильби перевела страдальческий взор на страдальческое лицо Таффи и сказала:

— Неужели все это и вправду будет так, Таффи?

— О Трильби, положение безнадежно, и помочь ничем нельзя! Боюсь, что все это правда. Дорогая Трильби, я не в силах передать вам, что я чувствую, но я не могу лгать, вы знаете!

—

— О нет, Таффи, вы никогда не лжете!

Трильби дрожала всем телом, и Таффи хотел усадить ее, но она осталась на ногах. Миссис Багот глядела ей в лицо, задыхаясь от волнения и мучительной тревоги, почти с мольбой.

Трильби кротко посмотрела на миссис Багот, протянула ей дрожащую руку и сказала:

— Прощайте, миссис Багот. Я не выйду замуж за вашего сына. Обещаю вам. Я никогда его больше не увижу.

Миссис Багот схватила ее руку, сжала и пыталась поцеловать, восклицая:

— Погодите! Не уходите, дорогая моя, милая! Я хочу поговорить с вами. Я хочу сказать вам, как глубоко…

— Прощайте, миссис Багот, — повторила Трильби и, высвободив свою руку, быстро вышла из комнаты.

Миссис Багот, растерянная, ошеломленная, казалось была лишь наполовину довольна своей быстрой победой.

— Она не выйдет замуж за вашего сына, миссис Багот. Господи, как я хотел бы, чтобы она стала моей женой!

— О, мистер Уинн! — отозвалась миссис Багот и залилась слезами.

— Вот как! — воскликнул священник с легкой саркастической усмешкой, кашлянув и фыркнув явно несочувственно. — Конечно, если б это произошло — а я не сомневаюсь, что леди не стала бы возражать (при этом он слегка поклонился с иронической любезностью), — это очень устроило бы всех!

— Чрезвычайно любезно с вашей стороны интересоваться моими скромными делами, — сказал Таффи. — Послушайте, сэр, я далеко fee так гениален, как ваш племянник, и что станется со мной в жизни, никого, кроме меня, особенно не заботит. Но, уверяю вас, если б Трильби любила не его, а меня, я почел бы за счастье разделить с нею свою судьбу. Она редкий человек. Она именно та самая грешница, которая раскаялась, знаете ли!

— О, без сомнения! Без сомнения! Все это мне известно, но факты остаются фактами, а мир таков, каков он есть, — ответствовал преподобный Багот, чья саркастическая усмешка погасла под гневным взглядом вспыльчивого Таффи.

И тогда наш добрый Таффи сказал, хмурясь на священника, у которого был злой и глупый вид, как бывает иногда с людьми даже в тех случаях, когда правда на их стороне: