Триллион долларов. В погоне за мечтой

– По причинам, которые еще предстоит пояснить, – заговорил отец Эдуардо, и его голос звучал настолько безучастно, что казалось, будто изо рта у него летит пыль, – ваш случай, мистер Фонтанелли, единственный в своем роде за всю историю нашей конторы. Несмотря на то что Вакки на протяжении многих поколений занимаются управлением имуществом, нам никогда еще не доводилось вести разговор, подобный сегодняшнему, и, пожалуй, не придется больше никогда. В связи с этим мы считаем, что в сомнительных случаях лучше проявить излишнюю внимательность, чем беспечность. – Он снял очки и повертел их в руках. – С одним нашим другом и коллегой несколько лет назад произошло печальное происшествие, когда во время чтения завещания один из присутствующих скоропостижно скончался от инфаркта, вызванного, по всей вероятности, шоком из-за приятной неожиданности, из-за того, что он вдруг стал наследником значительного состояния. Впрочем, следует добавить, что речь шла о несколько большей сумме, чем вам сейчас назвал мой сын, но тот человек вовсе не был намного старше вас и до того момента ничего не знал о своей сердечной болезни. – Он опять надел очки, тщательно поправил их и снова посмотрел на Джона. – Вы понимаете, что я хочу этим сказать?

Джон, с трудом следивший за его мыслью, машинально кивнул, но тут же покачал головой.

– Нет, я не понимаю. Я стал наследником или не стал?

– Стали, не переживайте. – Грегорио сунул нос в папку, полистал бумаги. – Все, что сказал вам Эдуардо, верно. Не считая суммы.

– Не считая суммы?

– Вы наследуете не восемьдесят тысяч, а более четырех миллионов долларов.

Джон уставился на него, и ему вдруг показалось, что время остановилось и единственное, что сохранило способность двигаться, это его нижняя челюсть, начавшая отвисать – неудержимо, неостановимо.

Четыре!

Миллиона!

Долларов!

– Вау! – вырвалось у него.

Он схватился руками за голову, поднял взгляд к потолку, снова повторил: «Вау!», а потом рассмеялся. Принялся ерошить волосы и смеяться, будто обезумев. Четыре миллиона долларов! Он не мог успокоиться, он смеялся, а те, должно быть, уже подумывали о том, не вызвать ли скорую. Четыре миллиона! Четыре миллиона!

Он снова смотрел на него, адвокат из далекой Флоренции. В падающем из окна весеннем свете его редеющие волосы напоминали нимб святого. Джон готов был расцеловать его. Приехали и вручают ему четыре миллиона долларов! Он снова смеялся, смеялся, смеялся.

– Вау! – снова произнес он, наконец совладав с собой. – Я понял. Вы боялись, что меня хватит удар, если вы сразу скажете мне, что я унаследовал четыре миллиона долларов, верно?

– Можно выразиться и так, – кивнул Грегорио Вакки, и в уголках его губ мелькнула улыбка.

– А знаете что? Вы правы. Меня хватил бы удар. О, боже мой… – Он прикрыл рот рукой, не зная, куда девать глаза. – Вам известно, что позавчера у меня была самая худшая ночь в жизни, причем только потому, что у меня не было денег на метро? Вшивого доллара, вшивых пятидесяти центов? А теперь приходите вы и говорите о четырех миллионах…

Фух, фух, фух, фух. Точно, насчет удара они не ошиблись. Сердце стучало, словно ошалев. От одних мыслей о деньгах кровь мчалась по венам так, словно он занимался сексом.

Четыре миллиона долларов. Это же… Это больше, чем просто деньги. Это другая жизнь. С четырьмя миллионами долларов он может делать все, что угодно. С четырьмя миллионами долларов ему можно ни дня не работать. Будет он учиться или нет, будет ли он самым дерьмовым художником в мире или нет, уже неважно.

– А это правда? – вдруг спросил он. – Я имею в виду, вот придет сейчас кто-нибудь и скажет: «Улыбнитесь, вас снимает “Скрытая камера”!» или что-то в этом роде? Мы говорим о настоящих деньгах, о настоящем наследстве?

Юрист поднял брови, словно такая мысль показалась ему граничащей с абсурдом.

– Мы говорим о настоящих деньгах. Не беспокойтесь.

– Я хочу сказать, что если вы решили меня надуть, то я кого-нибудь задушу. И не уверен, что это понравится зрителям «Скрытой камеры».

– Могу вас заверить, что мы здесь исключительно ради того, чтобы сделать вас богатым человеком.

– Прекрасно.

Нет, на самом деле он не переживал. Но мысль возникла, и от нее нужно было избавиться, как будто, высказав ее, он мог избавиться от опасности. Почему-то он знал, что его не обманывают.

А здесь жарко. Странно, когда они только вошли, ему показалось, что в комнате прохладно, как будто выставили слишком низкую температуру на кондиционере. А теперь было такое ощущение, что кровь вот-вот закипит в его жилах. Может быть, у него жар? Может быть, это последствия позапрошлой ночи, когда он шел пешком домой через Бруклинский мост на влажном холодном ветру с моря, который едва не превратил его в сосульку?