Трилогия о Мирьям

Интерес к прежним играм у девочки пропал. Она то и дело засиживалась у постели больного. Когда у дедушки не было настроения разговаривать, девочка молча сидела в длинноватой полутемной комнате, в окна которой скреблись раскачивающиеся на ветру яблоневые ветви.

Мирьям почувствовала, что сейчас она нужна тут больше, чем когда-либо прежде. Она следила, чтобы дедушка принимал лекарства, которые выписывали доктора, приглашаемые бабушкой. Пузырьки с микстурами, баночки с мазями и порошки занимали у дубовой тумбочки все полочки и еще лежали сверху. Мирьям понимала дедушку, когда он отмахивался от лекарств: если их все принять, то для еды в животе и места не останется. А еда — всему здоровью голова, это мама повторяла ей без конца, когда ребенок начинал привередничать с едой.

Как только могла, Мирьям ухаживала за больным. А дедушка все лежал, скрючив коленки. Внучка приглядывала, чтобы не сползло одеяло — больного ведь нельзя простуживать. Мирьям знала, что тепло помогает поправляться, — недаром мама всегда давала при простуде порошки и укрывала всякой всячиной, чтобы потом выгонять болезнь.

Дедушка с постели не вставал, но Мирьям твердо верила, что недалек тот день, когда она за руку с дедушкой выйдет на прогулку. У больших, взрослых людей и болезни побольше, и времени уходит немало, чтобы вылечиться. Сам дедушка обещал каждый день, что скоро он встанет на ноги, и тогда они пойдут вдвоем либо в кино, либо к Длинной Башне — куда только она захочет.

Вечерами мама с отцом толковали о каком-то завещании, но Мирьям в этом ничего не соображала и ворчала про себя: уж лучше бы когда-нибудь поговорили о дедушкином здоровье! Она верила, что если бы все — и бабушка, и дядя Рууди, и папа с мамой, и Лоори, и, понятно, она сама тоже, — если бы они все сильно захотели, чтобы дедушка скорее выздоровел, то болезнь обязательно бы отступила. С кем бы из них Мирьям ни встретилась, она пристально смотрела им в глаза и мысленно повторяла:

«Захоти, чтобы дедушка выздоровел!»

Но другие не воспринимали ее приказа, который она отдавала в уме, и жили своей будничной жизнью, свыкшись с тем, что дедушка уже второй месяц лежит в полутемной комнате.

Девочке показалось, что все, кроме нее, не очень-то и желают дедушкиного выздоровления, и это вызывало неприязнь к родичам. Разве что один дядя Рууди, который иногда старался рассмешить дедушку своими шутками, находил у нее снисхождение. На других же Мирьям дулась, за ершистость и строптивость ее теперь бранили и наказывали чаще, но это, увы, не смягчало ее, скорее наоборот.

Девочку огорчало такое ухудшение взаимоотношений. Вдруг ее осенило: виной всему, видимо, то, что дедушку никто не любит. Из этого, к ее большому удивлению, выходило, что, значит, она-то, Мирьям, любит дедушку. Ну, конечно! Обязательно! Только как же может быть так, что другие не любят человека, которого любит она?

Ее же, в свою очередь, любит бабушка — отец всегда говорит это, когда посылает за деньгами. Значит, вполне естественно, что все не любят всех, поняла Мирьям. Она даже немного смирилась с окружающими, которые, по ее мнению, были к дедушке чересчур равнодушны.

Открытие, которое только что сделала для себя Мирьям — о ее любви к дедушке, — придало девочке новые силы. Когда, случалось, приносили мед, который она считала самым лучшим напитком, Мирьям обязательно несла его также дедушке.

В те дни, когда дедушка чувствовал себя лучше, он обсуждал с ней большие жизненные проблемы.

Как-то однажды он задал внучке странный вопрос:

— Скажи, что бы ты сделала, если бы у тебя было много денег?

Она задумалась.

— Ну, — протянула она наконец, — я бы купила Латикасам маленький чистенький домик… И коньки себе, — стыдливо закончила девочка; конечно же, ни за что не признаться, что потратила бы их еще и на рояль, и на велосипед. Да еще и неизвестно, хватило ли бы денег на все это.

— А отцу ты бы дала? — помедлив, спросил дедушка.

— Нет, — быстро и твердо сказала Мирьям.

— Почему же?

— Все равно пропьет.

Дедушкино лицо опечалилось, он даже отвернулся к стене, как делал обычно, когда его мучили боли или когда он уставал.

Мирьям пригорюнилась. Ну, конечно, ее папа все же был дедушкиным сыном. Маме тоже не понравилось, когда Рийна пришла однажды и наябедничала на Мирьям.

Девочка заерзала на стуле и поспешила утешить больного.

— Знаешь, — продолжала Мирьям, словно делилась какой-то великой тайной, — папа совсем не плохой. Когда зимой однажды была жуткая метель, папа пришел домой, а за пазухой у него был котенок, ну, наша Мурка. Самую лучшую кошку принес мне и Лоори. Иногда он все же заботится о нас, — гордо закончила Мирьям.

Дедушка снова посмотрел на внучку и даже усмехнулся. Ободренная этим, девочка тут же задала ему вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— А скажи, почему ты не запретишь папе пить? — Тень улыбки тут же упорхнула с лица больного, и Мирьям очень пожалела о том, что спросила.

— Не сумел я, — неловко ответил дедушка, — я умел только выхаживать помидоры.

Некоторое время в комнате стояла тишина и ясно слышалось, как скребется в окошко веточка яблони.