Трилогия о Мирьям

— Ну, понимаешь, я Петр, — солдат указал пальцем на себя, — а тебя как зовут? — он показал пальцем на Мирьям.

Мирьям сразу как-то не поняла.

— Петр, — медленно протянул солдат и снова ткнул себя между ребер, там, где находилось сердце.

— Пээтер? — удивилась Мирьям и тоже нерешительно ткнула своим пальчиком в грудь молодому солдату.

Мирьям стала смеяться. Завтра же она скажет капитану Пээтеру, что у него русское имя, или скажет, что среди красных тоже есть Пээтер.

Солдат теперь указывал пальцем на Мирьям, туда, где у нее билось сердце, и девочка догадалась представиться:

— Мирьям.

— Значит, Ира. — И русский тоже почему-то обрадовался. Он отцепил от гимнастерки маленький блестящий значок и протянул его девочке.

— Возьми, возьми, это Ленин, — сказал он, делая ударение на имени, оно и в самом деле запомнилось Мирьям.

Было оно ясное и простое.

— Ленин, — на всякий случай повторил солдат.

Мирьям сделала вежливый книксен и приняла маленький красный значок.

— А теперь ступай домой, — посоветовал солдат и показал рукой на Вышгород, где праздничные люстры в окнах уже потухли.

Мирьям зажала значок в ладони и бросилась прочь.

— До свидания! — крикнул ей вслед русский.

Она выбралась из сосняка на безлюдную дорогу и снова осмелилась запеть свою песенку, лишь немного переиначив слова:

А красных я увидела!

Мирьям прыжками неслась навстречу ветру и поглядывала на громоздящиеся облака, которые, отсвечивая багрянцем, лавинами мчались со стороны Вышгорода к морю.

«И почему только эти взрослые боятся красных?» — удивлялась про себя Мирьям.

Вот так, вприскок, Мирьям дошла до домов, исполненная гордости, что хоть раз в жизни она оказалась смелее взрослых. А то все смеются над ней, стоит только заговорить о страшной черной змее.

«Кто же такой этот Ленин, которого носят на груди?» — томилась Мирьям в неведении.

Она решила, что обязательно спросит об этом отца, он обо всем понемногу знает.

Дверь открыла встревоженная мама.

— Где ты шлялась? — задала она свой извечный и обыденный вопрос, на который даже не стала ждать ответа.

Она сердито подтолкнула молчавшую дочку на кухню, где, понурив голову, сидел отец.

Мирьям уже совсем было открыла рот, чтобы спросить у отца о Ленине, но вдруг поняла, что для этого сейчас совсем не подходящее время. И тут же испугалась новой мысли, возникшей у нее в голове: представлялось вполне вероятным, что всякий, приколовший себе на грудь значок красных, так и будет считаться красным.

Мирьям собралась с духом, намереваясь сразу же внести во все ясность, но тут отец, сидевший с опущенной головой, вдруг произнес голосом, от которого стыла кровь:

— Вексель Эйпла опротестован…

24

Мирьям сидела в углу комнаты на корточках, ощупывала в кармане значок с изображением Ленина и мучилась желанием задать свой вопрос. Но взрослые говорили о более важных вещах — о деньгах. И девочке пришлось выжидать.

Зеленый свет настольной лампы напомнил девочке давешнюю долгую зиму, когда она лежала больной, и Мирьям дотронулась тыльной стороной ладони до лба. В этот момент отец снова виновато повторил свои странные слова:

— Вексель Эйпла опротестован…

Мама стояла между дверью и печью, держа руку на ручке двери, и, как казалось Мирьям, готова была каждую секунду бежать из гнетущего покоя комнаты, тишину которой прорезали лишь вздохи маминой матери и отцовские шаги.

— Так, значит, остался без места? — спросила мамина мама.

— Можно считать, что так оно и есть, — с напускным безразличием ответил папа.

«Вот и конец счастью в нашей семье», — догадалась Мирьям, с трудом удерживая горечь, переходящую в слезы, — только сейчас загадочная фраза о векселе обрела для нее реальный образ.

— Неужто в самом деле у этих Эйплов нет состояния, чтобы погасить долг? — удивилась бабушка, постукивая ногтями по подлокотнику кресла.

Отец, словно школьник, остановился перед сидевшими в креслах матерью и тещей и ответил:

— Почему нет. Дом, магазин и еще кое-что…

— В чем же тогда дело? — теперь удивлялась уже теща.

Возле двери раздался вздох — мама наперед знала, что ответит муж.

— Все имущество записано на госпожу Эйпл, а у нее оформлен официальный развод с мужем.

— Так ведь они живут вместе! — резко вставила бабушка.

— Перед законом это значения не имеет, — коротко бросил папа.

Он стал снова нервно прохаживаться по тесной комнатке перед матерью и тещей, и Мирьям увидела в желтом круге света, падавшего сверху на пол, насколько поношены его полуботинки. Такие же убогие, как и ее собственные туфельки, те самые, которых должно было хватить на все летние и осенние воскресенья. Зато у бабушки поблескивали на ногах совершенно новые туфли, с лаковыми украшениями, туфли эти она носила даже в обычные будние вечера и заботы не знала. Да и маминой матери не нужно бояться зимы — ее коричневые туфли с пряжками еще не скоро начнут промокать. Что же до чулок, то тут, конечно, мамина мама оставалась в проигрыше — ее простые чулки не могли тягаться с теми, что на папиной маме, которые были из серого шелка.

«Все-таки бабушка — самая видная хозяйка», — решила про себя Мирьям.