Трилогия «Сварщик» в Русской Америке Книга 1: "Сварщик" с Юноны

- Вот смотри, Андреич, Сколько зверья сбережем. И на долгие годы себе растянем. А то ведь повыбьем - нам тут делать нечего станет.

- Да, Николай Петрович, Ты смотри: работы делаем вдвое Почитай меньше, а шкурок выходит втрое больше. Ну и ну!

- Так-то, - хлопнул его по плечу. - А в следующем году мы ещё лицензии ведём: чтобы Каждый охотник отстреливал определённое количество, не больше, будем смотреть. Да, кстати, я через недельку отбуду, а ты и у кОлошей такую артель создай, тебя они уважают. И, гляди, что-то типа состязания исподволь меж ними устрой, чтоб оне друг перед дружкой, скажем шкурки лучше выделывал, да отходу чтоб меньше.

- А ты хват, Николай Петрович, - уважительно качнул головой Баранов.

- Хвват... - я горько усмехнулся, - это от безнадёги, Андреич. А хваты мы с тобою будем, когда железоделательный завод на сей земле устроим. Ибо меха не вечны, сам понимаешь.

-Даа, - мечтательно пожевал губами управитель РАК, - жалеза бы нам не помешала. Вон, бостонцы шельмы им индейцев и берут, везут полосовое, а нам взять неоткуда. Постой-постой! - спохватился он, - А где тут руды жалезные!? Уголек есть, знаю где, а жалезо?

- Сейчас в конторе на карте покажу. Только ты покуда народ туда на разведку зашли, но втихаря, а я из России мастеров привезу. - Баранов аж руки потёр от открывшихся перспектив.

Лангсдорф на улице встретил меня с неразлучным светописцем, вытирая пот огромным клетчатым платком. Его светоснимки имели оглушительный успех и здесь, взять хотя бы убранную в оригинальную рамку работы местного умельца светокартину, изображающую Баранова. На ней управитель Русской америки смотрит в подзорную трубу стоя на холме. И такой бесподобный ракурс подобрал натуралист, что в общем-то тщедушный Баранов удивительным образом преобразился на снимке в величественного Государева деятеля.

- Ну что, Григорий Иванович, всё засняли? - протянул я руку светописателю.

- Иээ, Ваша Светлость Николай Петрович, на всё жизни не хватит.

- А я хотел просить Вас ещё об одной услуге.

Глаза ученого из мутных от усталости вмиг превратились в блестящие любопытством: - У Вас всегда интересные затеи! Ну-ка, и что на сей раз?

Видели в доме управителя масляную лампу со стеклом? - естествоиспытатель согласно наклонил голову и я продолжил: - Так вот, возьмите на "Авось" пару ведер нефти и перегоните в перегонном кубе в керосин, Вам ведь известен сей препарат как медику?

- Ну да, в аптеках продается. А зачем?

- А вот увидите. Там, кстати, вначале более летучая жидкость получится, так это бензин, крайне огнеопасный, но превосходный растворитель жиров, тоже соберите меха обезжиривать сгодится.

Через пару дней в дом Баранова началось паломничество. Заправленная керосином масляная лампа со своей прежней притолоки освещала зал. Общее восхищение высказал сам хозяин: "Прям как днём!" Приказчики судачили о своем: теперь долгими зимними вечерами глаза при масляных коптилках портить не придется. Заглянул и Гровер, походил как кот подле блюдца со сметаной - он мгновенно оценил коммерческие перспективы такого освещения. Но, узнав что служит топливом, поскучнел: керосин в эти годы стоил сильно дороже привычного для освещения тюленьего жира и китовой ворвани. А я, сделав простецкое лицо, попросил его заодно с рубиком взять патент и на керосиновое освещение - так, на всякий случай. А Баранову объявил, что через пару лет Новоархангельск вполне способен стать столицей по производству керосиновых ламп и, затем, керосиновых плиток для обогрева и готовки пищи. Баранов поглядел на меня подозрительно: мол, "чудит барин".

Как бы там ни было, а двадцать третьего мая отчалили от Ситки с Божьей помощью.

Три недели до Охотска прошли в основном спокойно, если не считать пары средних штормов, в этих краях обычных, которые мы, благодаря машине, благополучно пережидали за подвернувшимися островами, в достатке разбросанных по пути в Охотск.

Четырнадцатого июня прибыли в порт, два дня разгружали судно, ещё неделю снаряжали в малоизвестный путь, благо погода в этом году порадовала эти края дружным теплом и утром двадцать третьего июня "Юнона" с грузом из полуторасотен наилучших шкур калана (морского бобра) и 250 килограммов Калифорнийского золота, а также с коллекцией Лангсдорфа отшвартовалась. А мы ещё три дня носились по городу, подряжали вьючных лошадей для мехов и себе до Якутска.

При этом не обошлось без привычного всякому русскому казуса. Надо сказать, что перед отплытием из Новоархангельска, в последний день, когда суматоха достигла наивысшего накала, ко мне прорвался капитан французского фрегата, которому я обещал доставить письма команды до Санкт-Петербурга и дальше во Францию. Так он, видимо, пообщавшись с нами сам заразился русской безалаберностью, иначе уж и не могу объяснить затягивание визита до последнего, куда только подевалась европейская обязательность! Или это про немцев, а не про французов? Но это так, предистория.