– Нет, – ответила ему твердо девушка, которая, очевидно, прекрасно его поняла, – даже и не проси. И не смотри на меня так. Ты же знаешь теперь всё. Что не могу я вернуться назад. Да и не в этом даже дело. Сто лет! Ты хоть можешь себе представить, какой это срок. Ты не ждал так долго. День за днем, год за годом. Когда даже жизнь становится тебе уже в тягость и тебя совсем ничто не радует. Когда ты просыпаешься каждое утро с одной лишь мыслью о том, сколько лет тебе еще осталось ждать. А мы и виделись-то с тобой всего ничего. Поэтому не проси.
На это ворон ничего не ответил. А только еще раз посмотрел печально в глаза девушке и, с шумом взмахнув своими большими черными крыльями, быстро скрылся где-то в ночной тиши. Девушка же, спокойно проводив его взглядом, легонько провела рукой по распахнутой деревянной ставне. И, как она и думала, на ней она вновь обнаружила маленькую прозрачную каплю. Ворон, по всей видимости, снова плакал. И уже в которую ночь. Девушка грустно вздохнула, закрыла окно и неспешно вернулась назад в свою постель.
Сама же птица полетела в самую чащу огромного леса, где, ловко спланировав между двумя близко стоящими низкими скалами, да еще и под кронами нескольких разлапистых старых дубов, влетела в прекрасный и величественный храм, который там находился. Это был «Птичий храм», как называли его местные обитатели, и где ей самой предстояло провести еще так много времени. Внутри этого храма ворон запрыгнул на высокий золотой постамент, что возвышался в центре главного зала и стал по нему неспешно прохаживаться. Вокруг него, в небольших углублениях среди стен и между высоких блестящих колонн, стояли открытые клетки для птиц. Но птиц в них, за исключением лишь одной-двух канареек и нескольких соловьев, почему-то не было. И знал ворон о своем предназначении, а также о том, что ему предстояло сделать в ближайшую сотню лет. А именно: собрать со всех лесов Земли по одной такой певчей птице и поместить их в этих вот самых клетках. А потом… но это «потом» должно было наступить еще так нескоро, что он предпочитал об этом даже не думать.
Думал же он сейчас совсем о другом, а именно о том, как сам впервые попал сюда. Когда, совсем уже взрослым юношей открыл тяжелые двери этого древнего храма. А задолго до этого совсем еще маленьким мальчиком ловил сначала в лесу певчих птиц, а затем продавал их на рынке. И как однажды увидел тот небольшой и таинственный знак на дереве: поющую птицу с одним распростертым крылом. И эта птица словно показывала ему что-то. Она как будто призывала его куда-то. Туда, куда он и сам не знал.
И он пошел тогда в том направлении, куда указывало крыло птицы. Но ничего особенного не обнаружил. А только глубокую земляную яму, поросшую длинной пожухлой травой. И он, отбросив тогда все сомнения, полез в эту яму, на дне которой нашел очень извилистый подземный ход. И как он сильно перепачкался там весь, пока не выбрался с другого его конца наружу. Где и нашел новый знак, и запомнил то место. На следующий день он снова пришел сюда, вот только первого знака уже не увидел, а только лишь второй, который тоже куда-то указывал. И так он блуждал очень долго. Не день и не два, а месяц за месяцем. Иногда сбиваясь со следа, но затем снова возвращаясь к нему. Был даже однажды такой период, когда он почти на целый год потерял путеводную нить из загадочных птичьих знаков. И стал уже о них забывать.
Был он тогда совсем уже взрослым парнем и ему мало было дела до всяких там тайн и ребусов. Однако, когда он прямо у себя на чердаке опять обнаружил такой же вот тайный знак, то сразу вспомнил про все, и с удвоенным рвением продолжил прервавшиеся поиски. Ему отчего-то всегда казалось, что там, в конце этого пути его ждет что-то удивительное. Нечто такое, о чем никто и никогда даже не мечтал. А оттого он никому не сказал об этих своих птичьих знаках за все то время, что их находил, словно бы опасаясь, что призрачный след совсем потеряется. Наконец он пришел к тенистому проходу между широкими скалами. Эти скалы располагались очень близко друг к другу. Так, что даже ему самому пришлось между ними протискиваться. Но в конце этого темного и узкого прохода, среди переплетенных толстых ветвей, под кронами невероятно мощных и старых дубов он нашел медную дверь. Высокую и тяжелую. Которую тут же и открыл.