Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник)

Он повернулся – и вздрогнул. Появление в двери Лестера Пратта не должно было его потрясти, если бы не облик художника: грязные брюки, порванный правый рукав, всклокоченные волосы… Джон и Эйвлинг замерли, причем не от вида его одежды, а от выражения глаз.

– Что-нибудь случилось? – резко спросил его лорд Эйвлинг.

– Теперь дело не просто в мертвой собаке. Там труп, – ответил Пратт.

– Господи! – вскрикнул лорд Эйвлинг.

– Мертвее не бывает, – продолжил Пратт. – Но все равно нужно послать за врачом для подтверждения очевидного. Позвонить доктору Падроу?

– Да! То есть нет, я сам! Да подождите вы! Где он? Кто его обнаружил?

– Он в лесочке на дне оврага.

– Это вы его нашли? – спросил лорд Эйвлинг, разглядывая одежду художника.

– При помощи Балтина.

– Вы туда упали? – Пратт не ответил. Джон пристально посмотрел на него. – Вы знаете, кто он?

– Не из числа ваших гостей. Но… – Пратт замолчал.

– Прошу вас, продолжайте! – взмолился лорд Эйвлинг.

– По мнению Балтина, трое ваших гостей могли бы опознать его.

– Кто же?

– Можно предоставить ответ Балтину?

– Где он?

– В овраге. Он сказал, что посидит там, пока я схожу сюда.

Лорд Эйвлинг кивнул и покинул комнату. Какое-то время Пратт и Джон молчали, потом Джон вздохнул:

– Неприятная история!

– Очень! – согласился Пратт.

– По-моему, после моего появления здесь начались беды.

– Вы не виноваты. Беды должны были начаться.

– Неужели?

Пратт пожал плечами. Из холла донесся голос лорда Эйвлинга, звонившего по телефону.

– Если попытаться как-то это понять, хотя все попытки будут бессмысленны, то беды продолжатся, – заметил Пратт, доставая портсигар. – Сигарету?

– Благодарю.

Они закурили, и Пратт продолжил:

– Я художник, мистер Фосс, и мои полотна не нравятся чувствительным людям, потому что я заглядываю под кожу и изображаю то, что там вижу.

– Мы не просто скелеты, – сказал Джон.

– Вы озвучили прискорбную истину. Скелеты – это кости, и если их не трогать, то они безвредны. Я не виноват в смерти нашего друга там, в овраге, живым я его никогда не видел, но хватило бы одного поворота колеса Фортуны, чтобы вздернуть меня за убийство. – Джон смотрел на него во все глаза. – Конечно, я сопротивлялся бы, но, знаете, мне было бы даже забавно. Как сказал Бернард Шоу, все мы рождены под смертным приговором, а когда он будет приведен в действие и как – мелкие подробности.

– Может, объясните подробнее?

– Нет. – Пратт улыбнулся. – А впрочем, попытаюсь.

– Как получилось, что вы с Балтином обнаружили труп?

– Мы шатались по лесу не с целью сбора лютиков и ромашек. Нашли его, потому что искали.

– Господи!

– Советую не тратить время зря, молодой человек, лучше позвоните в полицию.

Джон нахмурился:

– Думаете, я из вас что-то вытягиваю?

– Уверен, что нет. Я бы нарисовал вас совсем не таким. У вас есть веская причина, чтобы задавать вопросы.

– Неужели?

– Ваше окно выходит на лужайку. Даже при опущенных шторах вы могли что-нибудь слышать.

Пратт не ошибался на его счет: он был наблюдателен. Но выстрел был сделан наугад, и по выражению лица Джона понял, что сказал нелепость.

– Получается, что сейчас я что-то из вас вытягиваю, – произнес Пратт. – Задавайте свои вопросы, если они еще остались.

– Следующий вопрос – сама очевидность.

– Настолько, что я могу его угадать. Почему мы искали труп?

– Вот именно.

– Собственно, мы не знали, что это будет труп, просто у нас был повод интересоваться неким браконьером, убившим вчера ночью Хейга…

– О чем вы? – крикнул Джон.

Пратт удивленно приподнял брови.

– Вы не знали про убитую собаку?

– Мне никто не сообщил!

Под бдительным взором Пратта Джон пытался осмыслить информацию. Он мог назвать время убийства Хейга, потому что запомнил свой сон со звоном разбитого стекла и собачьим лаем. Помнил он и то, что лай внезапно стих. Это было примерно в час ночи. Но тогда же происходило кое-что еще с участием многих людей, и он не мог решить, подходящий ли сейчас момент для разговора об этих происшествиях. И даже если подходящий, тот ли человек Пратт, с кем это обсуждать?

– Я скажу вам нечто, что поможет вам решиться, – проявил догадливость Пратт. – Вы знаете, что я пишу портрет дочери лорда Эйвлинга? – Джон кивнул. – Вчера без четверти семь вечера, придя в мастерскую, я обнаружил, что портрет испорчен. Сегодня в семь пятнадцать утра я опять туда явился. На сей раз было разбито окно. Я ненароком запер там кого-то накануне вечером, пленник выбрался наружу и убил собаку. Вот в общих чертах причины моего интереса.

– Вы хотите сказать, что человек, находившийся в вашей мастерской и убивший Хейга, испортил вашу картину?

– Не совсем. Он скорее мог испортить картину. Доказательства пока отсутствуют. Но если они появятся и мертвец из оврага окажется тем, кого мы ищем, то значит ли это, что меня предадут суду по обвинению в убийстве из мести? Строго между нами, мистер Фосс, – добавил Пратт, – я никого не убивал и никогда не видел того человека живым. Досадно угодить в петлю за оправданное убийство, даже не доставив себе удовольствия это преступление совершить!

Дверь распахнулась: вернулся Эйвлинг.