Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник)

– Вот те единственные, с кем я уже сталкивался, – сказал Джон, когда открывшаяся дверь пропустила в дом человека в бархатном пиджаке и бывшего торговца. Вместе с ними в дом ворвался сквозняк.

– Брр! – поежился бывший торговец, потирая руки. – Сейчас же закройте дверь!

– Лучше не признавайтесь, что мерзнете, – отозвался человек в бархатном пиджаке. – А то вам, чего доброго, сунут горячую грелку.

– Обожаю горячую грелку, и мне нет дела, известно ли об этом другим.

– Берегитесь, вы утратите уважение! Жизнь сама по себе горяча, ей подавай плохое кровообращение.

– Неужели? Между прочим, обращается не одна кровь! – Бывший торговец со смехом похлопал себя по карману. – Жизнь уважает вот это. Кстати, где ваша компания? – Он заметил, что они не одни. – А-а, Тейверли! Мы только что из мастерской. Там вызревает шедевр! Как наш пациент? Поправляетесь?

– Хорошо, благодарю, – ответил Джон. – Скоро перестану вас обременять.

– Рад слышать. То есть рад, что вам лучше! Вывихи – коварная штука. Однажды я сам заработал такой, играя в шашки. Ха-ха-ха! Поторопимся, Пратт, не то опоздаем на чай!

Он исчез наверху лестницы, а Пратт задержался внизу.

– Нас вы уже описали? – поинтересовался он у Тейверли.

– Пока нет, – улыбнулся тот. – Вы следующие в списке. Лучше поскорее ретируйтесь!

Пратт усмехнулся и последовал совету, развив немалую скорость, но при этом не утратив достоинства.

– Лестер Пратт? – спросил Джон. Тейверли кивнул. – Он вроде нынче модный живописец?

– Моднее не придумаешь! Потому он и здесь. Женщины толпятся вокруг него, просясь на портрет, и Пратт безжалостно разоблачает их душонки. Удивительно, насколько люди норовят оголиться ради известности!

– В мае я видел одну картину Пратта. Подумал, что он умен, но… как бы вам сказать…

– Страшноват?

– Да. Это меня и поразило. Каков его последний шедевр? Здесь он пишет чей-нибудь портрет?

– Достопочтенной Энн, – ответил Тейверли. Мужчины немного помолчали, после чего Тейверли продолжил: – Тот, второй, – мистер Роу. Вы вряд ли о нем слышали, но вполне могли завтракать с ним. Пратт – у него для любого готовы насмешливые слова – называет его «человеком позади колбасного батона». Когда он напишет портрет Роу – а это рано или поздно произойдет, уж слишком много у Роу денег, – то непременно удлинит ему голову, и все поймут, что это значит, кроме самого Роу… Таково дьявольское искусство Пратта: выявляет вашу слабость и строит на ней сюжет картины.

– Вряд ли мистер Пратт мне приглянется, – заметил Джон.

– Последуйте моему совету: попробуйте к нему проникнуться. Что ж, нас уже четверо. Пятая – крупная леди в больших очках. Читали «Конину»? – Джон покачал головой. – Тогда вам повезло больше, чем примерно восьмидесяти тысячам бедняг. Ее работа! Эдит Фермой-Джонс. Она умрет счастливой, если войдет в историю Эдгаром Уоллесом в юбке. Правда, литературных претензий у нее больше. Вполне мила, если прорваться сквозь ее жалкое честолюбие.

– Постараюсь, – пообещал Джон.

– Шестая – миссис Роу, седьмая – Рут Роу, их дочь. О них мало можно сказать, разве что Рут посчастливится, если она когда-нибудь избавится от колбасного влияния. Давайте прикинем… Да, на данный момент это все собравшиеся. Номер восемь прикатит на автомобиле – сэр Джеймс Эрншоу. Либерал, задержавшийся на распутье между правыми и левыми. Следующим поездом прибудут еще четверо. Зена Уайлдинг…

– Актриса?

– Она самая. Еще Лайонел Балтин. Он ославит нас всех в своей скандальной колонке. Его метод в печати – тот же, что у Пратта на холсте. Говорит то, что нравится ему и не нравится другим. Кто же последние два? Супруги Чейтеры. О них я ничего не знаю. Получается дюжина.

– Чертова. Я тринадцатый, – заметил Джон.

– Надеюсь, вас это не беспокоит?

– Я несуеверен.

– Отлично! Хотя даже если бы вы страдали суеверием, вам ничего не следовало бы бояться. Неудача подстерегает того, кто тринадцатым войдет в дверь, не так ли? Ну, мне пора. Увидимся позднее.

Прежде чем подняться по лестнице, Тейверли подождал, пока спустится хорошенькая горничная с пылающими щечками. Джон проводил взглядом игрока в крикет из Суссекса. Горничная ахнула, чем привлекла его внимание к себе.

Она уже исчезла, но Джон успел заметить мелькнувшую за окном тень.

Глава III В «Черном олене»

Последний уголек дня погас. Солнце, превратившееся в тусклый красный диск, упало за лохматый край пустоши Грейшот-Хит. Хитрый старый лис из Майл-Боттом открыл глаза в своей земляной норе, готовясь выслеживать фазанов, мышей и кроликов. Настанет день, когда сам старый хитрый лис падет жертвой охотников, но пока он был осторожен и не разделил печальную участь хорька. Шустрый – еще не значит опрометчивый.