Тринадцать лет или Сибирская пастораль

Володя хотел что-то еще сказать, но, видно, передумал и пошел на свое место. Райтовские моторы мерно гудели, навевая спокойствие и уверенность, но заплаты в борту то и дело попадались на глаза…

* * *

За окном уже начинало понемногу смеркаться, когда в двери квартиры несколько раз позвонили, а потом настойчиво забарабанили. Сидевший за кухонным столом папа недовольно выглянул из-за газеты, а мама громко крикнула из комнаты «Ну, кто-нибудь откроет дверь или нет?» – и ясно было, что придется Ксеничке закрыть-таки книжку и идти открывать.

За дверью, к огромному Ксеничкиному удивлению, стояла Наташка. Вид у нее был совершенно запыхавшийся, наверное, она бежала бегом – и по улице, и по лестнице.

– Ксенька, твои родители дома? – спросила она срывающимся громким заговорщическим шепотом.

– Д-дома… – Ксеничка даже опешила. – А что?

– Тут такое дело… – начала чуть отдышавшаяся Наташка, но ее перебил громкий вопрос Ксеничкиной мамы: «Ксения, кто там пришел?» – и Наташка застыла с открытым ртом на полуслове. Ксеничка быстро сказала: «Это ко мне, ко мне, я во двор выйду!» – и, поспешно прикрыв за собой дверь квартиры, зашептала, сгорая от любопытства, так же заговорщически:

– Что случилось? Рассказывай давай!

– Сейчас, погоди только, – Наташка взялась рукой за левый бок, – я так бежала, думала сердце выскочит, ф-фу-у-ух…

– Да ладно, не тяни… рассказывай!..

– Ф-фу-у-ух… Слушай, Ксенька… у Джека день рождения послезавтра.

– Да? И что? Я это когда еще знала…

– Я тоже знала… А вот другое ты точно не знаешь! – голос у Наташки стал восторженно-торжествующий, как всегда, когда она первая узнавала какой-то особый секрет.

– Что, что? Ну, рассказывай скорей!

– Ф-фу-х… – она снова выдохнула, но уже не устало, а просто притворяясь в своей усталости и запыханности. – А ты не перебивай. Вот, слушай, он на дачу едет, и Татка сказала, что он туда приглашает отмечать день рожденья с ночевкой и вечеринку там устроить.

– Как с ночевкой?

– Как-как… обыкновенно. Ты слушай: папа его, ну Джека, и мама, они отправляют туда шофера с работы Джекова папы, чтобы вещи привезти, и домработницу – чтобы там прибрать. – Они ж на той даче не были никогда, им ее только недавно выделили, а сами только на второй день приедут…

– Ну и? Не тяни! – любопытство просто распирало Ксеничку, ей казалось, что еще немного, и она просто лопнет.

– А я и не тяну!.. Джек тоже едет, и еще два его друга какие-то, я их не знаю, а из наших – Татка и я.

– Ну так а я что? Меня ж не отпустят…

– Да ты что – не отпустят? Ксенька, ты пойми, меня ж мама тоже тогда не пустит! Я ж ей сказала, что ты уже едешь, а то она меня отпускать не хотела!

– Ну ты даешь! И что же теперь делать?

– Как что? Надо маму твою уговаривать!

– Да… да, наверное, не получится… – восторг и любопытство в голосе Ксенички совсем сменились разочарованием. – Мою маму уговорить – это, знаешь…

– Ксенька, ну давай попробуем! Ну ведь очень хочется!

– Я не знаю…

– Ксенька! – Наташкин взгляд стал совсем уж умоляющим, и она хотела еще что-то добавить, но тут дверь квартиры открылась, и на площадку выглянула Ксеничкина мама. – Ксения, что это ты тут на лестнице стоишь… Здравствуй, Наташа, что это тебя Ксеничка в дом не пускает?

– Ой, здрасьте, здрасьте! – быстро затараторила Наташка – А это у вас халат красивый такой… ой, и идет вам так… А я у вас хотела одну штуку спросить, за Ксеню…

– Так заходите в дом, а то что же, так на лестнице и разговаривать будем?

Уговаривать Ксеничкину маму пришлось очень, очень долго. Поначалу она и слышать не хотела ни о каких поездках на дачу, тем более с ночевкой, и заговорщицам показалось даже, что все пропало, и остается только последнее средство – расплакаться, да и тогда их вряд ли отпустили бы. Но помощь пришла оттуда, откуда совсем не ждали. Ксеничкин папа, уставший ждать ужина, пришел к ним в комнату и, после того как ему, уже со слезами в голосе, рассказали о расчудесном дне рождения, и как всем можно, а одной только Ксеничке нельзя, и какие это хорошие люди – Джековы родители, и что там и домработница, и не пешком идти, а на грузовике отвезут, и привезут потом обратно тоже, и вообще бояться, хоть и за городом, нечего – потому что с ними не виданный еще девчонками, но «очень, очень сильный шофер» – после всего этого сбивчивого рассказа Ксеничкин папа погладил свой полный затылок и, не спеша сложив свою газету, сказал:

– А что же? Я думаю – пусть поедут… Мама, широко раскрыв глаза, сказала:

– Да ты что? Да ведь…

– Пойдите-ка, чай, что ли организуйте, а то я вижу, что ужина мне не видать. – сказал папа Ксеничке с Наташей и плотно прикрыл дверь в комнату.

Они сидели на кухне тихо, как мышки, уже и чай был давно готов, а они все ждали, унылые. Ксеничка все открывала и закрывала крышку на стеклянной сахарнице, а Наташка шмыгала носом и вертела чайную ложечку – но тут из комнаты наконец-то вышла мама и строго сказала: