Тринадцать лет или Сибирская пастораль

Ксеничка искательно посмотрела на него снизу вверх и быстро сказала, что мама пошла к подруге гадать на картах и до вечера не вернется, а поздно вечером – точно не придет и будет только с утра. Папа тоже придет со своей работы неизвестно когда, и… – она еще хотела сказать, что ей страшно вечером одной в квартире, и что можно будет взять мамины любимые чашки, а если Митя захочет выпить – папин графинчик и самые красивые рюмочки с золотым ободком – но замерла и просто посмотрела на него, снизу вверх…

…Она так смотрела на него – совсем еще по-детски наивно, и говорить «нет» было нельзя, а сказать «да» нельзя было тем более…

– Знаешь, – он щелчком отбросил подальше, в дождь, окурок, – у меня есть другой вариант… – Молча и с надеждой она смотрела на него. – Может быть нам посидеть с тобой где-нибудь?

– Правда? – она доверчиво глянула на него снизу вверх, изумленно и восторженно распахнув глаза.

– Конечно, правда. Куда ты только захочешь. Извини, я не приготовил подарка, но…

– А… а в «Гардению» можно? – прошептала она чуть слышно, заливаясь краской до ушей.

– Ну конечно! – он чуть усмехнулся. – Только давай зайдем домой, а то я в затрапезе.

– Пойдемте тогда скорее! Видите, дождь уже перестает! – она ухватилась за его руку как за спасательный круг, а дождь на самом деле и не думал заканчиваться, но столько счастья было в ее глазах и голосе, что он не стал возражать – и они пошли к дому…

Уговор был, что они переоденутся, и он зайдет за ней через час. Сам-то он только сменил китель на новый, «генеральского прямо сукна», как уверял его тогда старенький портной-правда, с тесноватым воротом, да сырую шинель на кожаный плащ. Хотя он и прибавил еще минут двадцать к запланированному часу, но все равно поспешил, и когда, спустившись, позвонил, то услышал из-за двери быстрый топот босых ног и спешное Ксеничкино «Сейчас, сейчас!» Усмехнувшись, он спустился чуть ниже, приоткрыл окно на площадке – холодные капли барабанили в железо подоконника, брызги летели на площадку – и закурил. Сигарета как раз заканчивалась, когда наверху хлопнула дверь, и раздался негромкий голос: – Я готова, пойдем?..

Да, такой он ее никак не ожидал увидеть. На ней было новое пальто – он знал такие, их шили из верблюжьих английских одеял – и новая шапочка, которая очень ей шла. Она подкрасила губы и стала казаться совсем взрослой и какой-то немного незнакомой.

Волнуясь – он и сам не ожидал от себя этого – он взял ее под руку, и они вышли на вечернюю улицу. Легко, одним движением, она распахнула зонт, и он, поднимая его вверх, подумал, что точно запутался бы в зонте и сумочке – а Ксеничка подумала, что хорошо бы успеть вернуть мамину сумочку на место, да и помаду тоже…

Она совершенно не знала, как вести себя в ресторане, тем более в «Гардении», казавшейся ей каким-то чудом света, и от этого совсем растерялась. А дядя Митя чувствовал себя совершенно спокойно. Как у себя дома, он провел ее к столику, чуть придерживая за локоть – она чувствовала жесткую кожу его ладони и то, что краснеет от этого ощущения, и видела, как из-за соседнего столика молодая женщина в черном платье посмотрела на них – на Митю, – и вдруг почему-то подумала, услышит ли он запах маминых духов, пробкой которых она мазнула себе шею – и покраснела еще сильнее…

* * *

До отъезда в этот уже ненавидимый Ксеничкой Владивосток оставалось совсем мало времени, и мама постоянно твердила, чтобы она «даже не думала простужаться». Сегодня мама велела спать под стеганым одеялом, но в квартире было тепло, а под этим одеялом и вовсе жарко, и Ксеничка, разметавшись, проснулась среди ночи – хотелось пить. Полусонная, не одеваясь, она пошла на кухню, шлепая по полу босыми ногами и натыкаясь сквозь полусон на углы и двери.

На кухне за столом сидели папа с мамой и снова то ли спорили, то ли ссорились.

– …Ну как ты не понимаешь! Ну что это такое – просто вынь да положь эти деньги, так что ли? Да как же ты не понимаешь, что сейчас нас трясут, как грушу?! – нервно говорил папа, он сидел спиной к двери и не видел, что вошла Ксеничка. Мама с некрасиво злым лицом схватила его за руку, чтобы он замолчал, и резко сказала Ксеничке:

– Чего ты не спишь? Немедленно отправляйся к себе! И не ходи босиком!

Папа тоже повернулся, и стало видно, что лицо у него все в бисеринках пота:

– Ксения, ну что за привычка такая!..

Воды расхотелось, но она упрямо налила себе в чашку из холодного чайника и стала пить. Все это время папа с мамой молча следили за ней и ждали, когда она пойдет спать и не будет им мешать. Под их сердитыми взглядами она допила свою воду и вышла, плотно прикрыв за собой дверь – и тут же снова начался их спор шепотом, становившимся все громче.

Вернувшись к себе, она посидела на кровати – сон пропал, – а потом, затолкав ненавистное одеяло в изножье, улеглась лицом к стене, обхватив руками поджатые к животу колени и натянув сорочку до самых щиколоток. Очень хотелось поплакать, и чтобы мама пришла, как приходила раньше – но Ксеничка знала, что сейчас мама не придет…