Тринадцать лет спустя

— Майя Михайловна, поздравляю вас с днем рождения. И с орденом «За заслуги перед Отечеством» Первой степени. Звоню я вам из Токио. К сожалению, не смогу быть вечером на вашем юбилейном празднике.

— Я знаю, Владимир Владимирович, вы работаете двадцать пять часов в сутки, — говорю в ответ.

— Хотел бы меньше. Не выходит.

Так из далекого Токио из уст президента пришла ко мне весть о высокой награде. Теперь я кавалер трех орденов «За заслуги перед Отечеством». Третьей, Второй и Первой степеней. И первая женщина в России, увенчанная торжественным орденом Первой степени (с обратной стороны выгравирована цифра 10).

К событиям моей жизни хочу отнести и премьеру оперы Родиона Щедрина «Боярыня Морозова».

Лет двадцать, а то и все двадцать пять, предшествовавшие ей, я слышала долгие разговоры о протопопе Аввакуме, боярыне Морозовой, ее сестре, сыне Иване, староверах, юродивых, царе — «тишайшем» Алексее Михайловиче. Слышала, как Родион переговаривался по телефону с академиком, петербуржцем Панченко. Панченко отвечал на звонки только между восемью и девятью часами утра. В тот час, когда я лишь просыпалась, чистила зубы, причесывалась, словом — в самое неподходящее для меня время. До моих ушей доносились клочки фраз: «земная темница», «град Боровск», «царская кравчая», «кандалы», «дыба», «цепи»…

Все эти годы Родион возил с собой ксерокопию «Жития протопопа Аввакума», испещренную его пометками. Иногда читал мне пронзительные письма Аввакума к боярыне Морозовой. Я отмечала, что время от времени он брался за работу, но внезапно остывал. Говорил, что никак не может подобрать ключ, ход к мощно завлекавшему его сюжету.

И вдруг непредвиденный случай. Давний друг Щедрина хормейстер Борис Тевлин, всегда заканчивавший всякий разговор с ним по телефону словами «пиши для хора» (это заменяло ему общепринятое «до свидания»), напомнил Щедрину о своем юбилее:

— Напиши что-то новенькое для хора к моему концерту.

— Когда он будет?

— Будет он 30 октября. Большой зал консерватории.

Разговор был в конце апреля 2006 года. И Родион обещал Тевлину что-то подходящее к случаю сделать.

Вот так и бывает. Нужен толчок. Случайная наводка. Близкая дата. И давний замысел внезапно приобретает четкие контуры, словно выплывая из густого тумана.

— Эту трагическую страницу истории надо увидеть и пережить через Морозову. Через ее страшную судьбу. А не от Аввакума. И делать оперу хоровую. Без оркестра. Лишь два-три инструмента.

Вот что я услышала.

И Родион погрузился в работу. Словно назло, были у нас в те дни сплошные поездки. Штутгарт, Рим, Женева, конкурс во Франции. Но Родион усидчиво работал. В тесных гостиничных номерах. И в начале июля послал готовую партитуру оперы Тевлину и в SCHOTT. А в сентябре хор Московской консерватории, руководимый зажегшимся Тевлиным, приступил к репетициям оперы.

И еще везение. За мировую премьеру «Морозовой» взялась влиятельная московская продюсерская компания «Classica VIVA». Ее глава Вадим Солод, являясь верным почитателем жанра оперы, неоднократно с успехом осуществлял концертные постановки классических произведений. А сейчас он безбоязненно и увлеченно взялся за совсем новую партитуру. С выбором четырех солистов ему очень помог молодой, но уже многоопытный Михаил Фихтенгольц, внук знаменитого советского скрипача. Все четверо: боярыня Морозова — Лариса Костюк, ее сестра княгиня Урусова — Вероника Джиоева, протопоп Аввакум — австралийский тенор Эндрю Гудвин, царь Алексей Михайлович — Михаил Давыдов — своими вокальными и сценическими данными угодили в самую десятку. Такие попадания совсем не часты в наше суетное конъюнктурное время. Безупречен был и молодой трубач Кирилл Солдатов.

И вот день премьеры. Накануне я слышала репетицию. Что-то здорово получалось, что-то не слишком ладилось. Тевлин был строг и непреклонен. Заставлял повторять отдельные эпизоды вновь и вновь. Но все равно явственно слышно было, что опера замечательно удалась Щедрину.

Репетиция — всего лишь репетиция. Как сложится, сладится сочинение в премьерный вечер?..

По старому поверью, артисты считают — когда репетиция проходит успешно, премьеру поджидают непредвиденные исполнительские подвохи. Но все равно хочется, чтобы каждый раз все шло безукоризненно!..

Ни единой ноты в процессе работы я от Родиона не слышала. «Морозову» на рояле он мне не сыграл.

— Зачем? Все будет в голосах. У ударных инструментов. У сольной трубы. Не хочу, чтоб у тебя создалось превратное впечатление. Потерпи. Недолго осталось, — так говорил мне мой упрямый муж.

Большой зал консерватории. Он полон. Телевизионные камеры. Вспышки фотографов. Шелест переворачиваемых страниц программного буклета нынешнего вечера.

Борис Тевлин дает первый ауфт-такт.