Тринадцать лет спустя

«Адвокат «Московского комсомольца» Муратов не нашел в публикации ничего порочащего. Он пустился в сложные философские изыскания, доказывая, что газетные заголовки («У Майи Плисецкой есть тайная дочь в Израиле» и «У Майи Плисецкой обнаружился плод тайной любви»), равно как и подписи под фотографиями («Дочь Юля» и «Мама Майя»), хоть и не совсем соответствуют правде, но балерину не порочат. «Что порочащего в хорошем слове «мама» или в слове «тайная»?..» — вопрошал он и предлагал обращаться к толковым словарям. Подпись «Дочь Юля» выходила и вовсе чистой правдой: ведь девушка действительно Юля и действительно чья-то дочь».

Это я цитирую статью из «Коммерсанта», написанную острым пером Татьяны Кузнецовой. Ясно, что она целиком на моей стороне. Но были и другие авторы, которые с аппетитом пространно интервьюировали и дочку, и мамашу Глаговских, коя прилежнейшим образом сопровождала мое незаконнорожденное чадо по судебным присутствиям и редакциям газет. Очевидно было, что кто-то финансирует их полеты из Израиля в Москву и проживание в недешевых московских гостиницах. Парочка со страниц этих изданий метала громы и молнии на меня, «жестокосердную», моего «лживого» адвоката Кузнецова, особливо на «продажных» российских гинекологов.

«Экспресс газета — Москва» № 21 сообщила читателям, что моя самозваная дочь позвонила к ним в редакцию из Иерусалима и сделала заявление. По ее словам, «ученые-гинекологи из Российской академии наук, осмотревшие Плисецкую и выдавшие ей справку, что она никогда в жизни не рожала, совершили преступление».

А дело было в том, что мой адвокат Кузнецов, ко всем доказательствам опровержения очевидности лжи, попросил меня взять справку у моего немецкого гинеколога Что я и сделала Но суд по настоянию оппонентов Кузнецова все и вся подвергал сомнению. А почему гинеколог немец? У нас что, своих гинекологов мало? И пришлось мне — что только не сделаешь, доказывая: не верблюд, мол, я, — отправиться в Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии Российской академии медицинских наук. После осмотра-консилиума светил российской медицины мне выдали справку того же содержания, что и немецкий доктор, — «гинекологический статус нерожавшей женщины».

Та же газета напечатала копии этой бумаги с печатью, присовокупив комментарий специалиста-гинеколога Ольги Замятиной: «Определить, рожала ли женщина или нет, — не составляет труда. При визуальном осмотре можно установить даже факт беременности, имевшей место десятки лет назад. Если женщина не беременела или не рожала, наружный зев целикального канала имеет точечный вид, шейка матки — коническую форму. Если женщина беременела или тем более рожала, то зев — щелевидный, а шейка матки — цилиндрической формы. Причем эти изменения организма не меняются до самой смерти и не зависят от срока давности беременности. Точность такого диагноза — сто процентов». Вот какие таинства женской физиологии были сообщены нашим читателям обоих полов.

Но суд цеплялся по мелочам далее и далее. Одно из заседаний было отменено на том основании, что доверенность, данная мною адвокату, была подписана не генеральным консулом России в Японии (я была в те дни там), а вице-консулом.

А между тем в суде фигурировали такие документы, как справка из ленинградского родильного дома КГБ (бывшего), что ни один ребенок в названные Глаговскими дни там не умирал. И еще свидетельства, что сам отец Юли «полковник Глаговский» никогда ни полковником, ни сотрудником, ни агентом КГБ не был. И работал он на ленинградском заводе «Ленавторемонт» инженером отдела материально-технического снабжения.

Два с лишним года тянулось это судебное расследование. Адвокат Кузнецов оценил моральный вред от клеветы в мой адрес в пятьсот тысяч американских долларов. Но наш справедливый и беспристрастный отечественный суд, который мы в конце концов все же выиграли, отмерил урон моему престижу в восемнадцать тысяч рублей. Десять тысяч с газеты и восемь с журналиста Симонова. «Майю Плисецкую оскорбили на восемнадцать тысяч рублей» — гласил заголовок в «Коммерсанте». В пересчете по курсу доллара в те дни — на 620 долларов!..

Но суд также обязал газету «Московский комсомолец» опубликовать опровержение, причем тем же шрифтом на первой странице, где и была пущена в свет «дочерняя» утка. И срок был указан. Две недели.

Но… миновал год.

Мои друзья тщетно старались обнаружить в зловредной газете предписанное им судом опровержение. Но так и не дождались оного. Адвокат Кузнецов обращался в Комитет по делам печати и прочие высокие инстанции. Никто и ухом не повел.

Моя незаконнорожденная дочь решением суда была весьма рассержена. Она вновь в сопровождении своей мамаши явилась в Москву и начала походы по кабинетам главных редакторов престижных газет. Я узнала об этом от Старкова, руководившего тогда «Аргументами и фактами». Он позвонил мне, взволнованный, поздним вечером и сказал, что два часа беседовал с дочкой-матерью и имеет намерение опубликовать этот разговор.

— Мне хочется дать информацию от газеты. Вы не поможете мне в этом?..