Тринадцать: Оккультные рассказы [Собрание рассказов. Том I]

Антонов, известный своей чисто бабьей болтливостью, разнес по всему университету историю о комнате № 3 и бедный Бауэр, которым в жизни интересовались мало, только снисходительно подтрунивали над ним — теперь, после смерти, стал героем легенды. Передаваясь из уст в уста, украсилась она тысячью подробностей, и в свободное время ходили компанией на Лунную, осматривать роковую комнату. Но поселиться в ней, к великой досаде дворника и Куле Ивановны, не решался никто.

— Уж очень неудобен вход…

Однажды была попойка у студента Гайдашвили. Богатый и независимый, он жил на широкую ногу, и в тогдашнее трезвое время умел доставать и вино, и коньяк — в любом количестве.

Не помню, как зашла речь о Бауэре. Дамы заинтересовались. Пришлось рассказать все сначала, со всеми легендарными подробностями. Хорошенькая брюнетка — Клара или Катя — не помню хорошо, стала дразнить нас, что никто не хочет там поселиться.

— Храбрые студенты двадцатого века… Люди без предрассудков, — издевалась она.

Гайдашвили почувствовал себя задетым.

— Не имею ни малейшей охоты забираться так далеко и бросать свое хорошее помещение (у него была шикарная комната в центре) — будь это ближе, я завтра переехал бы на Лунную.

Мы видели, что Гайдашвили рисуется перед дамами. Ну и пусть бы — да снова испортил все дело Антонов.

— Не хвастай! — крикнул он через стол.

Черные глаза Гайдашвили сверкнули.

— Ты отлично знаешь, что я от своих слов не отказываюсь… Хочешь, я завтра же перееду на Лунную?

— Не переедешь, — упрямо твердил пьяный Антонов.

— Перееду. Хочешь пари?

Хорошенькая брюнетка, неравнодушная к хозяину, испугавшись результата своих необдуманных насмешек, стала упрашивать Гайдашвили не делать этого, но просьба ее еще больше подзудила его.

— Вот, все вы свидетели, — если комната свободна, я завтра же найму ее и проживу в ней ровно месяц. Довольно, или хотите два?

— Довольно! — закричали со всех сторон.

— Значит, ровно через месяц я угощаю вас в той комнате шикарным ужином. Приглашаю всех присутствующих. Если я не выдержу и съеду раньше, я плачу Антонову пятьдесят рублей. Ладно?

Антонов не сразу протянул ему руку — так ошеломила его щедрость товарища. Всем было известно, что у Антонова не водилось почти никогда не гроша и жил он больше на милость товарищей.

Они ударили по рукам. Попойка продолжалась.

Когда мы возвращались на рассвете от Гайдашвили, то все, кроме Антонова, как мертвое тело повисшего у меня на руке, были уверены, что продолжение попойки через месяц, на Лунной.

Гайдашвили сдержал свое слово, и на следующий же день переехал на Лунную, оставив за собой и другую квартиру. Целую неделю надоедали мы ему расспросами, но он уверял, что спит отлично, и, чтобы не раздражал его стук, закрывает ставни и приделал к дверям задвижку.

Удивительно, как не догадался никто из нас: для того, чтобы прогнать нечистую силу, нужны только две самые простые вещи: задвижка и ставни!

Шла уже третья неделя, как вступило в силу пари Гайдашвили. Я довольно наблюдателен, и мне стало казаться, что он немного изменился. Стал более нервным, рассеянным. Он всегда был очень скрытен, но что же можно скрыть в Юрьеве? — Конечно, мы все знали кое-что о его романе. Его любовь была прелестная миниатюрная женщина, изящная, как куколка. Мы часто видели их вместе в кинематографах. Но с некоторых пор они перестали показываться вместе, а ее видели с другими. Было ясно, что у них что-то произошло… Поэтому мы и не удивлялись происшедшей в Гайдашвили перемене, впрочем, не слишком бросавшейся в глаза — Гайдашвили завидно владел собой.

Было уже девятое апреля. Мы строили планы насчет ужина, предстоящего через четыре дня. Только Антонов ходил мрачнее тучи, отвечая на все расспросы сквозь зубы:

— Плакали мои денежки…

Мы понимали его — для него пятьдесят рублей были целым состоянием…

И вдруг, вечером девятого апреля, университет облетела сенсационная новость:

— Гайдашвили застрелился!

Его нашла вечером Куле Ивановна, принесшая чай, лежащего посреди комнаты с простреленным виском…

Мы конечно, склонны были видеть в самоубийстве романическую подкладку, если бы не оставил Гайдашвили конверта, адресованного Антонову. В нем было пятьдесят рублей и лаконическая записка:

— Ты выиграл пари…

Когда в начале прошлого года, уже офицером белой армии, я снова попал в Юрьев, меня чуть ли не первым делом потянуло посмотреть на роковую комнату. Но, когда я подошел к углу Лунной, меня ожидало большое разочарование: на месте флигелька возвышался новый двухэтажный деревянный дом.

Перешло ли таинственное влияние на новые помещения, или умерло оно вместе с комнатой номер три — выяснить мне так и не удалось, так как я остался в Юрьеве только четыре дня…

БРАСЛЕТ СТАРОГО ДАВИДА