Тринадцать сеансов эфиризации. Фантастические рассказы

В один из вечеров Паклин рассказал нам, что первые сведения об употреблении эфира он получил от доктора К-ка, занимавшегося изучением действия эфира на организм при составлении своего сочинения «Учение об истерике». По словам Паклина, действие эфира не ограничивалось приведением человека в идиотически-блаженное состояние; при продолжительном употреблении эфир вызывал галлюцинации, свойства, в большинстве случаев, приятного и всегда строго отвечающего индивидуальным особенностям человека. Так, любитель музыки, имея галлюцинации слуха, наслаждается звуками; субъект с сильно развитым чувством потрясается драматическими сценами из своей жизни. Самолюбивые и гордые люди получают, в реальных образах, полное удовлетворение своей гордости и т. д. сообразно с индивидуальностью каждого.

Лагунин, слушавший все это внимательно и серьезно, сказал:

— Да, все это очень странно… Хотите ли, я расскажу вам те галлюцинации, которые испытывал я…

Мы поспешили согласиться.

— После восторгов, которыми начинается опьянение, — начал Лагунин, — я почувствовал потерю сознания… Такое состояние не было похоже ни на обморок, ни на сон. Я потерял только сознание места и времени. Вокруг меня был мрак, не ночи или смерти, а какого-то другого мира. Из этого мрака выделились две ярко-красные, горящие точки, они приближались ко мне, и я ясно увидел два глаза; потом около моей головы пошли, описывая концентрические круги, какие-то блестящие полосы; одна из них коснулась моей шеи, и я перестал что-либо видеть и слышать. Это было в первый раз. В следующий сеанс, галлюцинации повторились в таком же порядке: сначала мрак, потом глаза, и к этому прибавился шепот, подсказавший мне, кому принадлежат глаза… Вам покажется смешным, когда я скажу, что на четвертый или на пятый раз…

— Стало быть, — воскликнул я с удивлением, — ты продолжаешь эфиризоваться?!..

— Не в том дело, — отвечал Лагунин. — На пятый раз я сознавал перед собою присутствие некой стихийной силы, злой воли… того, кто называется дьяволом… Я его видел, осязал, говорил с ним…

Лагунин засмеялся резким, неприятным смехом и умолк. Паклин скоро ушел.

Когда мы остались одни, Лагунин снова завел разговор об эфиризации.

— Я скажу тебе нечто новое, — говорил Лагунин: — У меня есть теория продажи души дьяволу… Развить ее?

— Развивай, что хочешь! — с притворной досадой отвечал я.

— Вот она. Человек наших дней заключен в такую грубую, вещественную оболочку, что материи, более тонкой, — духу, хотя бы и злому, нет никакой возможности прийти с ним в общение. Если признать существование иных сил и, вместе с тем, найти способ общения с ними, то продажа души дьяволу возможна… Я нашел и способ общения и эту возможность.

Я вскочил с постели. Лагунин произнес эти слова так серьезно, что я усомнился в его рассудке.

— Ты испытывал действие эфира на себе… и первое, что ты заметил, было освобождение твоего духовного я от материальной оболочки, не правда ли? Вот тебе способ общения… Что касается возможности… Я еще не знаю… Впрочем… мне предложены услуги… Шесть миллионов русскими кредитными рублями, или же один неразменный серебряный рубль, так называемый «фармазонский»… Я выбрал первое.

Тон речи Лагунина был шутливый, но сквозь смех проглядывала странная уверенность. Я не знал, что и думать.

— И заметь еще одну странность, наша сделка должна произойти в следующий, тринадцатый сеанс, не в четырнадцатый или двенадцатый, а именно в это мистическое число. Что ты на все это скажешь?

— Что ты сошел с ума! — ответил я на этот раз с искренним негодованием, повернулся на другой бок и скоро уснул.

На другой день я уехал в В-ъ и пробыл там около двух недель.

Возвратясь, я уже не нашел Лагунина.

Действительно он получил взамен души, — деньги, которые и тратил самым безумным образом.

Легенды повествуют нам, что человек, продавший свою душу, расплачивается за земные наслаждения только после своей смерти. Злой дух Лагунина сделал хуже; он отнял его душу еще при жизни. Лагунин сошел с ума.

Он был одержим тихим помешательством, которое на больничном argot^{9} называется «счастливым». Лагунин был помешан на «счастье», которое для него олицетворялось деньгами. Вокруг него лежали ворохи разной бумаги, газетной, оберточной, писчей… Он аккуратно разрывал ее на небольшие кусочки и с горделивым торжеством раздавал окружающим.

ЛУЧШЕ НИКОГДА, ЧЕМ ПОЗДНО