Тринадцать шагов вниз

Еще одна дерзость, но Гвендолин осталась ждать. Прохожие глазели на ее аккуратно накрашенное лицо, накрученные локоны и длинное голубое платье, обтягивающее фигуру. Какой-то мужчина свистнул ей, и Гвендолин вспыхнула. Но тут вернулась Берта. Она отсутствовала по меньшей мере десять минут. Встреча была назначена на следующий выходной Берты, через неделю.

— Я никому не скажу, мисс, и вы не говорите.

Но Кристи напугал ее. Миссис Кристи не было, но он позволил себе лишнего. Попросил ее открыть рот, засунул туда зеркальце и велел поднять юбку до середины бедер.

— Придется вернуться сюда, мисс. Я не могу родить ребенка, пока не выйду замуж.

Гвендолин почувствовала, что просто обязана спросить об отце ребенка, кто он и где он, знает ли он о ребенке и есть ли шанс, что он женится на Берте. Но это было слишком противно. Дома, в тихой уютной обстановке, усевшись на диване, она дочитала Пруста до седьмой главы. У Пруста никто не рожал детей. Она снова вернулась в свой мир, в свой кокон.

Берта больше не ходила к Кристи. Она слишком испугалась. Когда Гвендолин прочитала в газетах об убийствах молодых женщин, приходивших к Кристи на аборт или для лечения простуды, был 1953 год, и Берта давно ушла. Она ушла еще до рождения ребенка, вышла за кого-то замуж, но был ли это отец ребенка, Гвендолин не знала. Все это было мерзко. Но она не забыла свой визит на Риллингтон-плейс. Ведь Берта могла стать одной из тех женщин, похороненных в саду или спрятанных в сарае.

Берта. Она не вспоминала о ней долгие годы. К Кристи они ходили за три или четыре года до его разоблачения и казни. Это не стоило того, чтобы тратить время и искать календарь за 1949 год, но на что еще ей тратить время? Читать, конечно же. Она давно закончила «Миддлмарч», перечитала «Французскую революцию» Карлайла и дочитала несколько работ Арнольда Беннетта, несмотря на то что считала их слишком легкими. Сегодня она возьмется за Томаса Манна. Она не читала его — ужасное упущение, — хотя где-то на полках хранилось полное собрание его сочинений.

Календарь за 1949 год с фотографиями грибов — как забавно! — она нашла через час поисков, в комнате на верхнем этаже, рядом с квартирой Микса Селлини. Ночью, около часа, она проснулась от крика и глухого стука, которые вроде бы донеслись отсюда, но, скорей всего, она ошиблась. Это была одна из тех комнат, в которые профессор отказался проводить электричество. Тогда Гвендолин была еще ребенком, но хорошо помнила, как проводили электричество внизу, как мужчина поднимал пол и делал огромные дырки в стенах. Утро было светлым и жарким, свет проникал сквозь занавески, обветшавшие еще в тридцатые годы. Прошло несколько лет с тех пор, как она в последний раз заходила в эту комнату.

Книжный шкаф, где хранились старые книги, которые почти не читали: романы Сабины Барринг-Гоулд и Р. Д. Блэкмора среди множества викторианских журналов, «Полное собрание сочинений Сэмюэла Ричардсона» и «Происхождение видов» Дарвина. Томаса Манна не было. Возможно, вместо него она перечитает Дарвина. Гвендолин посмотрела в ящиках под полками. Тупые карандаши, старые счета, порванные сумки, которые собирались чинить, но так и не починили. Большой комод — последняя надежда. Сделав несколько шагов, она споткнулась, но успела схватиться за него. Одна из половиц явно выше остальных.

Наклонившись так низко, как только могла, она посмотрела на пол. Очки для чтения лежали в одном из карманов кардигана, а лупа — в другом. Казалось, доски не прибиты, но очки были слабоваты, чтобы разглядеть мелочи. Как странно. Может, вздулись от влаги? Такое бывало. Гвендолин тяжело опустилась на колени и потрогала доску. Вполне сухая. Странно. И эти дырочки в дереве тоже странные. Но, возможно, здесь всегда было так, просто она не замечала. Поднявшись на ноги, она стала изучать комод. Календарь нашелся во втором ящике, а заодно и письмо от риелтора, предлагавшего огромную сумму за ее дом. Письмо было датировано 1998 годом. Какого черта она положила это письмо сюда пять лет назад? Она не помнила, но тогда с половицей все было в порядке, это точно.

Гвендолин подошла с календарем к окну, чтобы рассмотреть свою надпись. Вот оно, 16 июня, четверг: «Провожала Б. в дом на Риллингтон-плейс». Она вспомнила, как писала это, но следующую запись не помнила: «Кажется, у меня грипп, но новый доктор сказал, что это всего лишь простуда». Сердце снова забилось, и она приложила руку к груди. Это был первый раз, когда она встретилась с ним. Она отправилась на Лэдброук-гроув, ждала в приемной доктора Смита, но дверь открыл улыбающийся Стивен Ривз.

Гвендолин выронила календарь. Она возвращалась в прошлое, в тот день, когда впервые вздохнула о нем, а он, стараясь остаться незамеченным, проводил ее взглядом из окна. Отто лежал на изгороди, по двору гуляли цесарки, вышел их хозяин в белом тюрбане, покормить кукурузой. Она увидела Стивена, его светлые смеющиеся глаза, темные волосы, услышала, как он говорит: «Сегодня мало народу. Чем могу быть полезен?»