Тринадцать шагов вниз

У него есть только инструменты для починки тренажеров. Микс вошел к себе, чуть не споткнувшись о тело Данилы в узком коридоре, пошарил в сумке, где держал комплект инструментов, и нащупал их потными пальцами. Гаечные ключи, молоток, отвертки… Самый большой ключ подойдет, а если что, можно будет поддеть отверткой. Микс вернулся в коридор, оставив свою дверь открытой, снова прислушался. Стояла полная, но жутковатая тишина. Конечно, уже половина первого ночи, старая крыса давно спит. Но где же кот? Обычно он проводил ночи на ступеньках. И почему не появляется Реджи?

Может, потому, что у него защитный крестик, или просто он все выдумал, твердо сказал себе Микс. Но его безумное воображение создавало фигуру в темных очках, стоящую позади него, наблюдающую за ним. Микс закрыл глаза и снова вернулся к себе, тяжело дыша. Выпил еще немного. Дверь захлопнулась, и он, изнемогая, налил себе полный стакан джина, сел на пол рядом с телом и выпил залпом, без льда. Горло обожгло, все тело обдало жаром, и, когда Микс поднялся на ноги, его покачивало.

Снова прислушавшись, он выволок тело из квартиры и протащил красный сверток по коридору в первую комнату слева. Тихонько закрыл дверь и зажег фонарик. Кто-то говорил ему, что в Лондоне не бывает темно — спасибо соседу, который, казалось, не гасил во дворе свет до ночи, — и он хорошо видел гвозди в полу. С помощью отвертки и гаечного ключа гвозди вытаскивались довольно легко. Под полом оказалась пустота между балками примерно в фут глубиной, но в ней переплетались провода и проходили какие-то трубы. Сколько там грязи… Когда Микс сунул туда руку, она покрылась толстым слоем пыли.

Свет фонарика разбудил мошкару, и она заплясала в его луче. Миксу хотелось в последний раз посмотреть на труп, прежде чем засунуть его под половицы, но он не мог заставить себя развернуть ткань на этом лице и снова увидеть рану. Тощее тело провалилось в дыру с едва слышным шорохом. Могила была подходящего размера. Положить половицы на место — дело одной минуты. По руке ползала муха, и он яростно прибил ее. Сейчас нельзя стучать молотком, уже слишком поздно. Он сделает это утром, когда старуха решит, что он, например, вешает картину.

Кожа покрылась мурашками. Показалось, что Реджи стоит за спиной, наблюдая за каждым движением, и на этот раз Микс испугался не на шутку. Ему нравился Реджи, очень нравился, и он очень сожалел, что тому была уготована столь страшная судьба, но он боялся. Любой испугается, если кто-то, даже друг, оживет. Если он повернется и увидит Реджи, он просто умрет от страха, сердце не выдержит. Микс закрыл глаза и стал покачиваться взад и вперед, тихо постанывая. Если к нему сейчас прикоснутся, он тоже умрет от страха, а если услышит чье-то дыхание, сердце разорвется.

Он схватился за крестик. Ничего нет. Конечно, нет. Призрака никогда и не было. Звуки, открытая дверь — иллюзия, вызванная фильмами ужасов и жутким домом. Вернувшись к себе, он успокоился. Теперь тишина ему нравилась, ночью и должно быть тихо. Но к горлу подступала тошнота, а в голове раздавалась барабанная дробь. Он знал, что пить не стоит, но все пил и пил, наливая в стакан из-под джина дешевый сладкий рислинг, купленный Данилой. Окончательно опьянев, он добрался до спальни, где Данила, раздражая его, сложила на стуле свои вещи.

Реджи завернул Рут Фуэрст в ее собственное пальто и похоронил остальную одежду вместе с ней. Надо сделать то же самое. Микс лег, заметив краем глаза, что уже без двадцати два, и подумал, что не сможет вернуться в ту комнату, снова снять половицы, снова положить их на место. Утром он увезет вещи в сумке и выбросит в мусорный бак. Или в несколько мусорных баков. Нет, есть идея получше. Он положит их туда, откуда их заберут нуждающиеся, больные церебральным параличом или чем-то подобным.

А сейчас спать…

Глава 11

Сегодня — пятьдесят лет с того дня, как он впервые вошел в гостиную выпить с ней чаю. Полстолетия прошло. Гвендолин обвела эту дату красным фломастером на календаре, висевшем поверх календарей прошлых лет с изображениями котят и тропических цветов. Она хранила каждый календарь начиная с 1945 года. Те висели на кухонном крючке до тех пор, пока хватало места, а потом отправлялись в какой-нибудь свободный ящик. В любой. В книжный шкаф или шкаф со старой одеждой, под вещи или над вещами. Единственными календарями, чье местонахождение она знала точно, были календари с 1949 до 1953 года.