Там тоже светило солнце, вернее, светило бы, будь окна почище. Но Микс не обратил на это внимания, потому что вдохнул запах. И отшатнулся. Он понял, что это. Несколько недель стояла необычная жара, под тридцать градусов, и вот результат. Но почему? Ведь тело хорошо завернуто, а половицы прибиты. Он заставил себя войти, закрыл за собой дверь, уже не думая о привидениях. Призрак – плод его воображения. Такой вони ему еще не приходилось чувствовать – вдохнув воздух, он содрогнулся. Зачем он вошел? Ему и без того плохо.
Выветрится ли вонь? Когда-нибудь да. Он даже не знает, сколько времени разлагается труп. Неделю, месяц, год? Старуха может войти сюда в любую минуту. Нельзя рисковать. На работе его целыми днями будет изводить эта мысль.
Но сейчас незачем здесь стоять. После этой вони он не сможет есть. Наверное, трупы, похороненные в доме Реджи, тоже воняли. А может, и нет – дело было зимой, и к тому же Реджи арестовали почти сразу после того, как он их спрятал. Микс постоял на лестнице и прислушался. Полная тишина. Он посмотрел вниз, между пролетами, и начал спускаться. Ступив на площадку второго этажа, он увидел, что дверь старухиной спальни отворилась, и крыса вышла оттуда в красном шелковом халате и тапочках. Микс шагнул было назад, он она заметила его.
– Что-то случилось, мистер Селлини?
– Нет, все нормально, – ответил он.
– Жаль, что не могу сказать того же о себе. – Она шмыгнула носом. – Боюсь, у меня инфлюэнца.
На памяти Микса так называла простуду только его бабушка.
– Не повезло. – В больном состоянии вряд ли она станет подниматься в ту комнату. Хоть бы старуха подольше болела! – Вам нужно лежать.
– Я хочу сходить в ванную. Могу ли я попросить вас об услуге? Позвоните, будьте так любезны, моей подруге миссис Фордайс – вы видели ее около дома в четверг – и сообщите о моем состоянии. Номер в записной книжке у телефона. Фордайс. Запомнили?
– Постараюсь, – ответил Микс как можно саркастичнее. Сарказм остался незамеченным. Он спустился на первый этаж. Должно быть, ей всегда так не везет – подхватила простуду в самый жаркий день в году. В темноте он не разглядел телефон этой Фордайс. А вдруг она узнает его голос? Он заговорит, как настоящий джентльмен: «Мисс Чосер заболела. Ей очень нехорошо. Вы очень ей поможете, если навестите ее завтра и, возможно, вызовете врача – если знаете, кто ее лечит». – «Это мистер Селлини? Конечно же, я приду. С самого утра».
Лучше не попадаться ей на глаза, но тогда она не войдет в дом. Ну что ж, старухе придется встать и открыть самой. Микс прошелся по дому и заметил, что задняя дверь не заперта. Он закрыл ее и задвинул засов. Какая беспечность. Здесь полно хулиганья, любой может войти и взять все, что захочет. А ему и без того хватает хлопот.
Микс раньше не бывал в этой огромной гостиной. От пыли и спертого воздуха защекотало в носу, но этот запах был просто несравним с тем, что наверху. Смешно включать свет среди бела дня, но без него темно. Главный выключатель не работал. Микс решил зажечь настольную лампу, подошел к столу и заметил стопку неоконченных писем.
Кому это она писала? Что за ерунда? Одно письмо начиналось: «Дорогой доктор Ривз», другое: «Мой дорогой доктор», затем: «Дорогой Стивен», и наконец: «Мой дорогой Стивен». А дальше – всякая путаница замысловатым неразборчивым почерком, но при таком освещении даже каллиграфию не разберешь. Тут его внимание привлекло название улицы: Риллингтон-плейс. «Я знаю, однажды летом вы видели меня на Риллингтон-плейс, очень давно. Вы проезжали мимо, видимо к пациенту. На следующий день я впервые пришла к вам на прием. Я помню, что мы с родителями лечились у доктора Одесса. Когда начался суд над Кристи, я узнала, что он был ассистентом этого ужасного человека. Но ушли мы от него, конечно, не поэтому…»
Следующие несколько слов жирно зачеркнуты. Больше ничего. Это означает, что она делала аборт у Реджи, заключил Микс. Может, писала этому доктору об этом, потому что договорилась насчет операции с ним, но у Кристи оказалось дешевле. Реджи напугал ее, и она нашла кого-то другого, а этот доктор обиделся, потому что не получил ожидаемого гонорара. Должно быть, так. Он вычеркнул ее из списка пациентов и отказался лечить. А теперь, после всех этих лет, она хочет объясниться.
В комнате было не просто темно, как в помещении без света. Горели настольные лампы с абажурами из рассохшегося пергамента или потрепанного гофрированного шелка, но от них было больше теней, чем света. Ниша и углы комнаты погрузились в глубокую тьму. И было так жарко, что по спине и лицу Микса заструился пот. Более жуткой комнаты он не видел. Этот резной дракон, обвивающий спинку широкого дивана, пятнистое зеркало в черно-золотой раме – просто сцена из фильма ужасов. Старуха могла бы зарабатывать деньги – сдавать гостиную киношникам. Даже менять ничего не нужно.