В вагоне стали слышны голоса. Я осмотрелась. Туманностей как не бывало. А жаль. Лучше бы как-то постепенно… по одному бы они проявлялись. Первым, кого я увидела, был волк. Серый, классический. Он сидел, вывалив розовый язык из сахарно-зубастой пасти, и одобрительно улыбался. Очень красивая барышня с высокими заостренными ушами и кожей светло-зеленого цвета улыбнулась и помахала ладошкой. Пара гномов, упитанных, розовощеких и застенчивых. Кто-то, с коричневой морщинистой кожей и рыже-зелеными глазами, улыбался из конца вагона. Несколько маленьких полупрозрачных крылатых существ, тонко щебеча и вскрикивая, порхали вокруг. А через проход, непринужденно закинув лапу на лапу, сидел белый медведь.
Меня опять как-то замутило, голова немилосердно закружилась. Этого не может быть, потому что быть этого не может ни-ког-да. Зигмунд, Зигмунд, что ты скажешь? Или правильнее будет воззвать к Проппу? На плече стало тепло, и тонкий голос прошелестел в ухо:
– Ты все правильно сделала! Ты – наша, наша! Мы это знали, знали!
Я осторожно повернула голову и скосила глаза. Голубовато-изумрудное хлопало крошечными крылышками, попискивало и смеялось, прыгая на моем плече.
– Вы кто? – обреченно спросила я.
– Мы – мокрости! Мы живем в воде, в дожде, в снегу! Наша кровь – вода, наши слова – вода! Мы сами – вода! Самая чистая вода! – И оно, мазнув по щеке теплым влажным крылышком, порскнуло к потолку и там зашуршало, защебетало, зачирикало.
Медведь тяжело приподнялся и пересел на сиденье напротив. Тюня сдавленно хрюкнул и, раздирая мне джинсы, забился в ноги.
– Кха-кха… Тарасом Прокопьевичем меня кличут, – густым сочным басом проговорил белый гигант, неодобрительно покосившись на кота.
– Оооооочень приятно. А меня…
– А как же! – рявкнул Тарас Прокопьевич, – Дара. Премного наслышаны о тебе!
– А-а-ага, – в голове привычно помутилось.
– К нам, стало быть?
– Ааааауууугу. Да. Да, дела у вас. У меня… У нас… Ну… – ну, не привыкла я к говорящим медведям!
Медведь обвис мордой и кивнул:
– Да, да. Беды у нас… – и, похлопав меня по плечу, вернулся на свое место.
Двери вагона медленно разъехались. Повеяло прохладной лесной свежестью. Резкий клокочущий голос крикнул из тамбура:
– Ааааггррррр!
И в вагон неторопливо вошел давешний большой иссиня-черный ворон. Склонив голову, он внимательным глазом оглядел вагон, мощно оттолкнулся от пола и, расправив огромные крылья, по плавной кривой взмыл к потолку. Сделав круг, птиц приземлился на спинку нашего сиденья.
– Дарррррррра, – каркнул он и дважды стукнул когтистой лапой по спинке.
Тюня опять забился головой в угол. Я негромко пробормотала: «Может быть, на сегодня хватит?»
Но сюрпризы еще не иссякли… Под потолком громко щелкнуло и из невидимых колонок раздалось:
А я смиренно размышляла о разнообразии способов схождения с ума, съезжания с катушек, срубания крыши, и прочих заманчивых вещах… Шел третий час нашей поездки.
6.
– Тюня, – я почесывала теплые котовьи уши. – А полное имя твое как звучит? Дмитрий что ли?
– Отнюдь. Митррррофаааан, – сонно проурчал он.
– Понятно. Недоросль, значит…
– Эт поооочемууу? Мне мнооогоо лет, – и кот звучно зевнул.
– Да ладно. Митрофан, так Митрофан. А откуда ворон взялся? – В голове шла битва здравого смысла и окружающей действительности. Здравый смысл отступал по всем фронтам. События последних суток категорически не желали вставать по полкам. Полки их чем-то не устраивали.
– Из таамбуррра…
– Исчерпывающе.
Монти сидел напротив и увлеченно чистил клюв. Внимательно глянул на спящего Кодю и внятно произнес:
– Жрррать поррррра.
Гном открыл сначала один глаз, потом второй, сел, с хрустом потянулся.
– Здрав будь, Монти. Как дела в Пристанях?
– Дерррржутся. Хоррррошо. Рррррорррри смотррррит. Корррррми.
– Сейчас покормимся, сейчас. Рори уже там? Дара его в Москве видела, – я удивленно покосилась на Кодю. – Волка-переводчика зовут Рори, – пояснил он.
– У Ррроррри дррругие дорррроги.
– Ну да, ну да, – согласно покивал гном.
– Кодя, как твоя нога?
– Нога? Ах да, нога… Нормально. Не болит, – и он наконец-то улыбнулся, но несколько кривовато.
– Чего ты?