Тринадцатая Ева

– Меня зовут… Ева… – произнесла девушка. И дама мило прощебетала:

– Ах как мило! Так же, как и нашу общую праматерь!

При этом она тряхнула руку Евы, да так, что рукав больничного одеяния, в котором была Ева, задрался. И обнажилась ее татуировка.

Заметив ее, дама качнула головой и произнесла:

– Ах, что это у вас? Наша Церковь такого не одобряет, однако, конечно, это ваше дело. Разрешите посмотреть…

Она ловко схватила запястье Евы, провела пальцами по татуировке и заметила изменившимся тоном:

– О да, Ева, мы рады приветствовать вас у себя! Очень рады! Пока отдыхайте, я вас заберу через часок!

Она подошла к двери и, улыбнувшись, вышла прочь. До Евы донеслись лязганье и, как ей показалось, звук поворачивающегося ключа.

Девушка подошла к двери и попыталась ее открыть. Безрезультатно. Она нажала красную кнопку, однако ничего не произошло. Ева снова надавила на нее, потом начала кулаком бить по ней.

Дверь, конечно же, и не думала открываться. Эта особа элементарно ее обманула! Никакая эта не кнопка, при помощи которой можно было открыть дверь изнутри, а обычная бутафория!

Ева подбежала к противоположной стене, попыталась пододвинуть стол – и вдруг поняла, что тот намертво привинчен к полу. Подпрыгнув, она сумела сдвинуть занавеску с окна – и поняла, что никакое это не окно, через которое лился солнечный свет, а всего лишь искусно выполненная подделка. Свет шел от особой лампочки, которая, будучи прикрытой занавеской, создавала иллюзию того, что в комнату лился свет с улицы.

В действительности никакого окна не было, за занавеской располагалась глухая бетонная стена.

Ева обследовала спальню – там имелись точно такие же фальшивые окна. Кровать была привинчена к полу, а под красивым покрывалом она заметила куцый матрас, покоившийся на металлической пластине.

Телевизор в зале оказался также бутафорским – он был из пластмассы и искусно раскрашенного картона. Только ванная, похоже, была настоящая – из шланга шла вода, а из унитаза доносилось журчание.

Итак, она по собственной глупости оказалась в гостях у секты… Хотя у секты ли? Зачем каким-то мирным почитателям Слова Христова похищать ее и заточать в эту странную темницу?

Она позволила себя обмануть – и ее похитители выбрали удачный момент, помогли ей избавиться от преследования со стороны рыночных торговцев и увезли невесть куда. В свою штаб-квартиру…

Ева снова бросилась к двери, принялась колотить в нее, но скоро устала. Костяшки рук саднили, голова кружилась. Судя по всему, изоляция была отличная, и ее крики не прорывались даже в коридор, не говоря уже об улице.

Хотя какая улица – она находилась в доме, располагавшемся на огромном участке, окруженном высоченным металлическим забором.

Они ее похитили. Они… Явно не сектанты. А… а другие!

Ева вспомнила о теле, рядом с которым очнулась всего пару часов назад. Связано ли это с ее похищением?

Она прижалась спиной к двери, съехала вниз и расположилась на полу.

Итак, оставалось констатировать: по собственной глупости и доверчивости она оказалась в этом странном месте, откуда не было выхода.

Она была в западне.

Даша Величко

– Зрелище, должна сказать, далеко не из приятных! – сказала ужасно худая изможденная особа в зеленом балахоне привычным механическим тоном. – Так что не рекомендую…

Даша почувствовала, как мама впилась в ее руку. До нее донесся судорожный всхлип.

Особа в зеленом балахоне, так и не получив ответа, толкнула стол, и из-под пластика, которым он был затянут, что-то показалось.

Запах, этот ужасный запах… Даша на мгновение закрыла глаза. Как они могут работать в подобном месте?

А затем одернула себя, приказав перестать думать о глупостях. Хотя о чем она могла еще думать, находясь в морге, перед столом, на котором покоилось тело ее старшей сестры?

Женя была мертва… Непостижимо, невероятно, недоступно пониманию…

И тем не менее это было так!

Мама, заливаясь слезами, прильнула к ее груди. Даша стала ее утешать, хотя прекрасно понимала, что никакие слова не помогут. Никакие…

А затем сама бросила взгляд на руку, которая высовывалась из-под пластика. Тонкая девичья рука с короткими ногтями. И браслетом…

Дашу словно током ударило. Да, браслет был Женин, сомнений в этом не было никаких. Они с мамой выбирали его на день рождения старшей сестры, и она носила его не снимая.

– Дашенька, уведи меня отсюда, прошу тебя, уведи! – застонала мама, а потом начала сползать на пол.

Дама в зеленом балахоне проворно подхватила ее и, грубо, зато действенно отхлестав по щекам, заявила:

– Ну, мамаша, что раскисать-то? Мои соболезнования, однако вашей мертвой дочке уже ничем не поможешь. Лучше думайте о той, что у вас осталась!

Мама, шатаясь, поддерживаемая Лидой, вышла в коридор. Дама в зеленом балахоне исчезла, к ним подошел какой-то моложавый врач с остроконечной бородкой, стал сыпать словами, мудреными терминами, а потом все совал какой-то формуляр, прося его подписать.