Тринадцатая Ева

Доктор встрепенулся и уставился на Марину Аристарховну. Она была самым настоящим сокровищем!

– А ваша двоюродная сестра… – начал он и запнулся. А затем продолжил: – А не может ли ваша двоюродная сестра помочь установить личность нашей пациентки?

Марина осторожно запихнула нижнее белье в пакет и произнесла:

– Не знаю, поговорю с ней. А если пациентка снова объявится, что сказать?

Доктор, уходя к себе в кабинет, произнес:

– Она не объявится!

Да, Ева не объявится. Потому что решила не втягивать его в историю. Только ведь она уже его втянула! Он же не мог бросить ее одну! А Еве требовалась помощь.

Доктор Чегодаев отлично понимал, что если пациент не хотел продолжения терапии, то ничего поделать было нельзя. Можно, конечно, попытаться переубедить его, но для этого нужно иметь возможность поговорить с пациентом.

Такой возможности у него не было. И Ева ясно дала понять, что искать ее не требуется.

Однако ее записку можно трактовать и как крик о помощи. И она впервые упомянуло того, кого она боялась. Своего мужа. Видимо, это тот человек, которому она во сне перерезала горло.

А что, если…

Доктор прижал шарф к лицу, а потом быстро засунул его в ящик стола. Будь на месте Евы жена пупсика, он бы, конечно, и пальцем не пошевелил. Так отчего же он бросается сейчас грудью на амбразуру, рискуя многим, в том числе и собственной карьерой?

Потому что Ева так похожа на Женю! Но ведь это ужасно! Или, наоборот, прекрасно?

Ибо, потеряв одну, он не может потерять и вторую!

Ночь прошла беспокойно – над Москвой разразилась сильная гроза, и Дмитрий Иннокентьевич, ворочаясь с боку на бок в собственной постели, никак не мог уснуть. В голову лезли разнообразные, не самые приятные, мысли.

Хотя пациентка и исчезла, он все равно размышлял над ее историей болезни. Хотя для диагноза, даже самого поверхностного, у него было крайне мало сведений! И все же…

Она вела речь о том, что в последнее время не понимает, что является сном, а что – явью. Вдруг оказывалась в незнакомых местах, хотя не помнила, что направлялась туда. Затем эта история с охотничьим ножом и кровью…

И уверенность Евы в том, что она убивает людей!

Все это было плохо, очень плохо. И могло свидетельствовать о любом, но явно опасном развитии событий.

То, что она была фантазеркой, истеричной особой, которая выдумала дикую историю и заявилась на прием к модному психоаналитику, Дмитрий Иннокентьевич исключил немедленно. Нет, Ева была не из разряда великосветских бездельниц, загружающих своими проблемами, по большей части несуществующими, медиков, которые берут за это огромные гонорары.

Сочинять нечто подобное Еве было совершенно не с руки, да и помимо всего прочего ей следовало тогда быть незаурядной актрисой, потому что страх и ужас, которые излучала женщина, были такими реальными, такими неподдельными…

Конечно, об обмане, случайном или тем более намеренном, речи и быть не могло! Доктор перевернулся на другой бок и натянул одеяло, слушая, как в окно хлещет дождь.

Уж лучше бы она была выдумщицей или ипохондричной особой, потому что иные варианты были намного хуже. Намного…

Ева могла быть элементарно больна – психически больна. Например, шизофрения. Или ориентированное сумеречное состояние сознания. В конце концов, имели место и признаки синдрома множественной личности. И, живя в одной ипостаси, ипостаси Евы, пациентка не имела понятия, что творила, когда доминантной на какое-то время становилась ее иная ипостась – личность убийцы!

Доктор Чегодаев вспомнил подобный нашумевший случай, имевший место в богемных столичных кругах пару лет назад. Убийца до сих пор находился в коме, обитая, вероятно, в своих кровавых фантазиях.

Что же, если это так, то Еве требуется помощь, причем не только психоаналитика, сколько хорошего психиатра. В подобной ситуации придется исходить из долгого медикаментозного лечения, возможно принудительного, наверняка в стенах закрытого психиатрического учреждения.

Однако почему он думает о подобных ужасах? Возникновению ее галлюцинаций имелись и другие объяснения. Например, самое прозаическое: наркотики. Однако она не производила на него впечатления наркоманки.

Да, Ева была напугана, она была далеко не в лучшем физическом состоянии, однако он видел ее руки. На запястьях синяки, но следов от инъекций нет. Что, однако, не исключало, что она кололась в другое место или принимала наркотические вещества перорально.

И все же, и все же… Он рассуждает не только как врач, а практически как судья, вынесший суровый приговор. Почему он исходит из того, что виновата во всем Ева?