Тринадцатая фея. Старые кейсы на новый лад, или Записки психотерапевта

Проблемы начались на утро. Мы прошли всего-то километров десять и решили заночевать на их стоянке. Это было неплохое место над рекой, которая шумно бежала внизу в неглубоком ущелье, с грохотом катая валуны и разбрызгивая холодную воду.

Второй не проснулся. Когда мы открыли спальник, мы увидели, что его горло перерезано от уха до уха, а кровь пропитала собой даже землю, на которой он лежал.

И мы перешли к плану В.

***

Когда я очнулся, я сразу понял, что все остальные мертвы. Это ощущаешь спиной, как будто она голая, потому что ее больше некому прикрыть. Я очнулся от боли в ноге, прямо перед моими глазами были комья рыжей глины и похожие на белых червей корни. Попытался пошевелить руками и понял, что они туго связаны обычной веревкой. Ощутил кисловато-ржавый вкус крови во рту, и понял, что хочу пить. Я снова прикрыл глаза, пытаясь осмыслить происходящее и преодолевая страшную боль в лодыжке.

Я не знаю сколько я так пролежал, но, когда я открыл глаза в следующий раз, было уже темно. Хорошо, что хоть пока не сходил под себя.

Мне было очень страшно, и я могу написать об этом, потому что страх неотделим от жизни, как и боль.

Я услышал шорох над головой и приоткрыл глаза, едва не ослепнув от яркого света. Кто-то светил фонарем прямо мне в лицо.

– Эй, – позвал меня сверху женский голос. – Ты жив?

– Пока да, – вырвалось у меня само собой. Хоть бабы и бывают стервы похлеще мужиков, но отчего-то я испытал слабое облегчение.

– Ты можешь сам вылезти?

– Нет, у меня сломана нога и связаны руки.

– Тогда подожди, я спущусь.

В меня больно ткнули деревянной лестницей, и ореоле слепящего света показался черный силуэт. В глазах защипало, потекли слезы, и я прикрыл веки, спасаясь от отдающей в темени боли.

– Ты только не дерись, потому что все равно не сбежишь.

Пахнуло сырой землей и хлевом, что ли. Так пахнет иногда вечером, в деревне.

Шершавая крепкая ладонь обхватила мои запястья, и я словно в лупу видел, как железный нож пилит веревки, разрывая и разрезая волокна.

– Вот и все, – произнесла она, и схватила меня за плечо. – Поднимайся. По лестнице полезешь сам, я тебе не удержу. И я вылезу первой.

В ярком свете глаза слезились так, что я не мог даже ее разглядеть. От боли и слабости кружилась голова. Все тело ныло так, словно меня долго и со вкусом били ногами.

Она как-то боком полезла вверх, хватаясь руками за стойки, и до меня дошло, что у нее проблемы с ногой. То ли травма, то ли уродство. Хромоножка.

***

Она помогла мне добраться до сеновала, – по крайней мере, там была куча сена. Я повалился на какое-то тряпье, пытаясь перевести дух.

– Если надо в туалет – то можешь возле той стены, – хромоножка махнула рукой куда-то в темноту. – Я запру сарай и принесу тебе отвар от боли и хлеба… Мяса нет, – сказала она как-то быстро, словно стесняясь. – Могу еще молока дать. Козьего. Будешь?

– Да, – я кивнул, пытаясь рассмотреть свою… спасительницу? Тюремщицу?

– Тогда жди.

Она, уродливо переваливаясь с боку на бок, поковыляла к выходу. Я успел рассмотреть длинные неряшливо спутанные волосы, какой-то балахон и обрезанные чуни на ногах, и свет фонаря, болтающегося у нее в руках, исчез за дверью.