Тринадцатая реальность (СИ)

— Писать можно, не выходя из дома, — повторил я слова отца. — Хоть сейчас могу сесть и написать какую‑нибудь выдуманную историю. Не знаешь, сколько платят за книги?

— Не знаю, — ответила она, — но, наверное, много. Так в чем же дело? Садись и пиши. Или тебе для этого нужна машинка?

— Мне для этого нужно желание, — вздохнул я. — И не собираюсь я здесь трещать машинкой. Если я займусь писаниной, ты у меня умрешь от скуки.

— Ты не дашь, — прошептала она, прижимаясь ко мне и пуская в ход руки. — Надо выполнять супружеский долг!

— Не весь же день, — возразил я. — Так я быстро кончусь, и ты останешься вдовствующей княгиней. Милая, убери руки. Надо придумать что‑то такое, чем можно заниматься вдвоем, помимо твоего долга.

— Долг не мой, а твой, — недовольно сказала она. — Ходить по театрам, как я понимаю, нам нельзя, в кино тоже не сходишь. И что остается? Съездить к кому‑нибудь в гости? Еще можно почитать книги, но надолго меня не хватит.

— Идея! — воскликнул я. — Ты играешь на гитаре?

— А почему я должна на ней играть? — спросила Вера. — Гитара — это мужской инструмент. Я играю на фортепиано. У меня дома есть хороший инструмент.

— Я его не видел в твоих комнатах, — сказал я. — И хорошо играешь?

— А зачем мне в моих комнатах инструмент? — не поняла она. — У нас есть для этого музыкальная комната. У отца в доме три десятка комнат, да еще часть большого дома на Гороховой, которую он отдал Ивану. А играю хорошо, но только под настроение. Мне больше нравится слушать, как играют другие.

— Вот я тебе сейчас и сыграю, — пообещал я, — а заодно и спою. Подожди, сначала настрою гитару, а то я ее уже полгода не брал в руки.

Я взял гитару, с удивлением убедился, что она не нуждается в настройке, и запел «Эхо любви», подражая манере исполнения Анны Герман:

— Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветви упруго. Тебя я услышу за тысячи верст, мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга…

— Откуда такое чудо? — со слезами на глазах спросила Вера. — Никогда не слышала такой песни!

— Садись на кровать, — сказал я вскочившей с нее жене. — Сейчас я тебе расскажу такое, что можешь хлопнуться в обморок, а это лучше делать на кровати. Надо было рассказать до свадьбы, но сначала было много других дел, а потом я решил этого не делать. Мы любим друг друга, и мои слова ни на что не повлияли бы, только могли испортить тебе настроение.

— Хочешь сказать о том, что у тебя до меня были женщины? — спросила она. — Так я об этом и так догадалась!

— Какие женщины? — не понял я. — О чем ты говоришь?

— В тот вечер, когда я с тобой осталась, ты действовал так решительно, что я сразу поняла, что это у тебя не в первый раз. Мне поначалу стало так горько…

— А потом? — спросил я.

— А потом ты начал делать такое, что у меня из головы вылетели все мысли, — залившись румянцем, призналась Вера. — Я с девушками часто говорила о парнях. Ну ты понял, о чем я. И в гимназии, и со служанками. Кто‑то что‑то слышал, у других уже были мужчины, но никто из них о таком не рассказывал. Мне было так хорошо, что я даже подумала, что это неплохо, когда жених умеет… Мало ли кто был до свадьбы, главное, чтобы никого не было после нее!

— Все так и не так, — сказал я, вешая гитару на крючок в стене. — Понимаешь, у меня не было никого, кроме тебя, и не будет, но я знаю, как делать это и многое другое из чужой памяти. В это трудно поверить, но ко мне в голову попала память всей жизни другого человека. И самое невероятное в этой истории — это то, что он прожил свою жизнь не в нашем мире. У него была жена и двое детей, поэтому я у тебя такой грамотный. Если бы не этот подарок, я бы толком не знал, за что тебя трогать. Мы тоже болтали о девушках, но толку от такого трепа! И песня эта из его мира. Я их много знаю.

— Ты ее сам перевел? — спросила она. — И так складно! Может быть, у тебя есть и талант поэта?

Я видел, что Вера не усомнилась ни в одном моем слове, ей просто было страшно интересно.

— Ничего я не переводил, — ответил я. — Их мир во многом похож на наш. Есть там своя Россия, в которой говорят на таком же языке. Он был инженером и писателем, поэтому у меня все так легко и быстро получилось со статьей. А стихов я тоже много знаю и могу рассказать. Только жизнь у них все‑таки сильно отличалась от нашей, поэтому многое без объяснений будет непонятным.

— Семье говорил? — спросила жена.

— Говорил отцу, а женщинам об этом знать не стоит. И отец в этом со мной согласен. Мать перепугается, а сестра может разболтать. Вряд ли кто‑нибудь в такое поверит, но все равно. И ты никому не говори! Для меня это может быть опасным.

— Никому не скажу! — поклялась Вера и заодно перекрестилась. — Вот тебе крест! А ты мне еще что‑нибудь сыграешь?

Ну и чем я, по–вашему, занимался до вечера? Правильно, пел, декламировал стихи и рассказал кое‑что о мире Рогова. У жены горели глаза, и ей всего было мало. Когда позвонил отец и мне нужно было ехать на беседу, она чуть не заплакала от огорчения.