— В чем‑то почти копия, — ответил я, — но есть и отличия. Там в двадцатом веке в Европе дважды начинались войны, в которых участвовали десятки государств. Их потом назвали мировыми. Здесь ничего этого не было. Рассказать об этом трудно, мне будет проще написать.
— Значит, мы определились с тем, чем вы займетесь в ближайшее время, — сказал он. — Опишите то, о чем я вас попросил, и будете давать ответы на вопросы ученых. Что вам для этого нужно?
— Машинку, — вздохнул я, — а для вашей работы было бы неплохо прислать машинистку. Это над вопросами Петра Леонидовича мне нужно долго думать, и моя медленная печать не мешает, а по истории могу диктовать быстро.
— Пришлем, — пообещал Шувалов. — Продолжите заниматься своими песнями?
— Нельзя же днями напролет печатать, — ответил я. — Так можно и рехнуться. Да и для жены хоть какое‑то занятие.
— Если будет что‑то нужно, обращайтесь к Машкову, — сказал он. — Теперь последний вопрос. На днях в Москву приедет император, который, возможно, захочет вас увидеть.
— И в чем сложность? — спросил я. — Меня нужно инструктировать, чтобы чего‑нибудь не ляпнул?
— У вас не только чужая память, — покачал головой Шувалов. — Вы говорите и думаете, как много проживший человек. Восемнадцатилетний князь Мещерский совершенно иначе отреагировал бы на то, что я вам сказал. Вы понимаете, с чем связано его желание?
— Скорее всего, обыкновенное любопытство, — пожал я плечами. Императоры в этом ничуть не отличаются от всех остальных. Мне тоже на его месте было бы интересно поговорить с человеком из другого мира. Мои научные отчеты ему неинтересны, интересно, что я могу рассказать о той жизни. Я не вижу других оснований для подобной встречи.
— Ладно, — сказал он. — Мы еще об этом поговорим. Сейчас найдут Машкова, и поедете домой.
Денис Васильевич сидел внизу в машине, поэтому мы через несколько минут выехали обратно. Пока ехали, я решил с ним все вопросы.
— Мне нужно пианино, — сказал я куратору. — Раскошеливаться самому?
— Привезем мы вам инструмент, — пообещал он. — Что‑то еще?
— Мы оставили в лагере магнитофон…
— Можем доставить, — сказал Денис Васильевич, — но лучше подождите представителя компании. У них в Москве есть специальная студия, где можно делать записи. Качество в любом случае будет заметно выше.
— Подождем, — согласился я. — Скажите, здесь есть наплечные кобуры, чтобы носить пистолет под пиджаком? Если есть, то мне нужна одна, да и ствол посерьезней моего.
— Сделаю, — коротко ответил он. — Это все?
— Вы обо мне слишком плохого мнения, — усмехнулся я. — Еще нужно сегодня привезти к нам мою тетю. Можно было бы обойтись номером телефона, но у вас перед ней должок.
— Через два часа будет нормально? — спросил куратор. — Значит, привезем. Выходите, князь, приехали. До двери вас проводят.
В сопровождении одного из телохранителей я поднялся на второй этаж и после трех звонков был допущен в квартиру.
— Надо было тебе взять ключи, — сказала открывшая дверь жена. — У родителей работает радиола, и они не слышат звонка, а Ольге мать запретила открывать кому‑нибудь, кроме тебя. Отец ее все‑таки сильно напугал. Но Ольга обижена и открывать не пойдет.
— Остаешься одна ты. И тебе лень открыть дверь любимому мужу? Или я уже не любимый?
— Пошли быстрее! — сказала она, схватив меня за руку. — Сейчас я тебе докажу, что любимый! Три дня без любви — это же можно сдохнуть! Заодно опробуем кровать.
Пробовали мы ее долго, пока я не выложился полностью. Когда немного пришел в себя, хотел сказать Вере о приезде Катерины, но в голову пришла мысль, которая поначалу показалась дикой. Но чем дольше я думал, тем больше убеждался, что не такая уж она дикая, как показалось вначале. Вера отдохнула и начала опять ко мне ластиться и хулиганить.
— Хватит, малыш, — сказал я, отодвинувшись от нее на безопасное расстояние. — Скоро приедет тетя, а мы с тобой не готовы. Я и родителям ничего не успел сказать.
— Тогда поднимаемся, — она согнала меня с кровати и соскочила сама. — Быстро одевайся, а потом поможешь мне, а то я одна не успею. Нет, вначале надень халат и предупреди родителей.
Марафет навели, но перед самым приездом тети. Могли бы не стараться: она почти все время плакала и из‑за слез вряд ли рассмотрела бы огрехи в нашем внешнем виде. Все были перецелованы, а больше всех ее восторгов почему‑то досталось моей жене. Несмотря на волнения, Катерина не забыла привезти нам свою единственную изданную книгу. Когда немного успокоились, сели за стол и поужинали, а потом Катерина рассказала, как хоронили наши останки, а потом заказали шикарные надгробья.
— Этим уже занимался отец Верочки, — опять прослезившись, говорила она. — Сейчас на Новодевичьем кладбище столицы украсили все пять ваших могил. Надо бы их убрать, а то непорядок. Кого же это мы похоронили, Сережа?
— А я знаю? — пожал плечами отец. — Нашли тела каких‑то бродяг, их и сожгли.