Тринадцатая редакция. Модель событий

— Жертвы, разрушения, заявления об уходе уже есть? — не отрываясь от монитора, спросил он у тихонечко вошедшего в кабинет Константина Петровича.

— Вы всё слышали?

— Нет, я был занят, но надеюсь услышать от тебя, в подробностях.

— Мне надоело быть ещё и всеобщей нянькой. Почему считается, что все имеют право быть живыми людьми, и только я — каменный истукан бесчувственный, думающий исключительно о работе.

— Ты ведь сам хочешь, чтобы тебя так воспринимали.

— Нет... То есть так, но...

— Но ещё ты хочешь, чтобы я тайком от всех утирал тебе сопли. Я готов. Носовой платок, размером с театральный занавес, ждёт тебя. Садись рассказывай.

Константин Петрович присел на краешек стула, положил левую руку на стол, будто бы клянясь таким причудливым способом говорить правду и ничего, кроме правды, и начал рассказывать.

Обычно сотрудники Тринадцатой редакции идут к Даниилу Юрьевичу с самыми неразрешимыми вопросами. Когда же дело не требует решения, или решение очевидно, но хочется об этом поговорить, они отправляются к заместителю шефа. Константину Петровичу это даже льстит. Во всяком случае, ещё совсем недавно льстило. Но на этот раз то ли что-то прогнило в мировой системе верёвочек, то ли коллеги нарочно сговорились вывести его из себя.

После обеда к нему в кабинет заглянула Наташа и попросила разрешения прийти завтра на работу немного попозже, потому что у неё возникли проблемы в институте. Оказалось, что какой-то преподаватель — злобный и желчный тип, и, возможно, ещё и женоненавистник, — не читая, вернул ей курсовую и заявил, что ему и так всё ясно: курсовая написана кем-то другим, потому что такие смазливые девчонки сами никогда ничего не делают. Им некогда — они ходят к маникюрше, в солярий и на дискотеку. Константин Петрович предложил было позвонить в деканат и потребовать, чтобы преподавателя как-нибудь урезонили, но Наташа сказала, что уже сама решила эту проблему и завтра утром будет писать заявление о переводе в другую группу, просто ей обидно и хочется кому-нибудь пожаловаться. Ну, знаете, выговориться иногда бывает необходимо.

Через полчаса после того, как выговорившаяся на две недели вперёд Наташа удалилась, явился всклокоченный Лёва. Он объявил, что увольняется, прямо вот с этой же минуты, и просит только об одном — научить его писать заявление по собственному желанию в максимально ядовитом духе. Оказалось, что пиардиректор «Мегабука» встал сегодня не с той ноги и организовал питерскому сотруднику внеплановую и незаслуженную выволочку.

— Он разговаривал со мной как с зелёной эвгленой! Как с одноклеточным! — орал Лёва.

— Он со всеми так разговаривает, — попробовал утешить его Константин Петрович.

— И с тобой? Скажи, с тобой тоже?

— Со мной он вообще не разговаривает. Я ещё, по его представлениям, не развился даже в одноклеточное.

— Ну, если та-ак...

— Именно так. А для тебя, дружище, у меня есть одно дело.

После того как Лёва, озадаченный интересным и трудным делом, удалился его исполнять, на прощание пообещав не увольняться и не бузить, заявились сёстры Гусевы.

— Неужели и их тоже кто-нибудь обидел? — удивился Даниил Юрьевич.

— Вроде того. Их уже третий день подряд заливают соседи.

— И они наконец-то не выдержали и зарезали всех вокруг, включая тех, кто живёт этажом ниже, и спасся только Денис, потому что был в этот момент на внеочередной пробежке?

— Не так всё просто. Они в самом деле пошли к соседям разбираться. И финки прихватили, автоматически, как я понимаю. Но оказалось, что соседей тоже заливает. А тех соседей — тоже. Словом, во всём виновата труба, которую должен чинить ЖЭК.

— И наши доблестные бойцы отправились в ЖЭК...

— Ну да. А там оказалось, что фирма, которая занимается обслуживанием этого дома...

— Словом, никто ни за что не отвечает, кругом бюрократия, и некого даже для успокоения совести прирезать? — заключил Даниил Юрьевич.

— Что-то вроде. Поэтому мне пришлось выслушать всё, что они думают по этому поводу. А когда я во внутреннем чате поменял иконку настроения на «очень злой», явился Виталик и начал меня веселить. Он требовал, чтобы я немедленно сорвал зло на нём, а не на ком-нибудь ещё, потому что он специально пришёл пожертвовать собою, — словом, чтобы его заткнуть, я сделал вид, что мне очень весело, и выставил его за дверь. А он помчался по коридору, выкрикивая что-то вроде: «Лучшее средство от плохого настроения — Виталий Петров, спрашивайте в аптеках города». Тут мне остро захотелось сказать Марине с Галиной, что это именно он виноват в том, что их заливают соседи.

— И всё это время ты сам очень хотел пожаловаться кому-то на то, что тебя тревожит, но всех волновали только их собственные проблемы, — понимающе кивнул Даниил Юрьевич. — Ну а теперь, когда ты передал весь груз чужих проблем мне, может быть, разнообразия ради, уйдёшь с работы пораньше? Мне рассказывали, и я даже смутно припоминаю из своего прежнего опыта, что если лечь спать и уснуть, то наутро уже большая часть проблем станет делами минувшего дня, а то, что останется, разрешится как бы само собой.