Тринадцатая рота (книга первая)

Первые два поцелуя превзошли все ожидания. Вилли испытал огромнейшее наслаждение. Марта сама обняла его своими нежными руками и долго держала так. Вилли от блаженства зажмурился и чуть не свалил машину в кювет.

— На ходу, оказывается, опасно, — сказал он, выворачивая машину на шоссе. — Впредь будем останавливаться.

Марта согласно кивнула белыми кудряшками, и Вилли сейчас же, не ожидая, пока спидометр отсчитает новые десять километров, начал выбирать укромное местечко. Он уже выбрал его — слева на обочине в молодом березнячке… Но, как после много раз расскажет Вилли, в эту минуту бог, разморенный жарой, уснул, а недремлющий черт, воспользовавшийся этим, сыпанул в людскую сладость ковш горчицы. Из прелестного березнячка грянула пулеметная очередь. Шины лимузина с треском лопнули. Машина вильнула вправо, проползла на обмякшей резине, и, ударившись в дорожный столб, остановилась.

Вилли и Марта опомниться не успели, как оказались с кляпами во рту и завязанными глазами. Их долго куда-то вели, вначале лесом, затем по ржи, заболоченному лугу. Марта ревела. Вилли проклинал небеса. О как бы ему хотелось, чтоб в лапах этих русских бандитов оказался не он и Марта, а сам доктор Геббельс, раззвонивший на всю Германию, что украинцы встречают солдат фюрера с цветами! Но доктор Геббельс сидел преспокойно в своем ведомстве пропаганды, а он, Вилли Шпиц, поверивший в его брехню, идет вот в плен к партизанам.

Тяжкая дорога кончилась нежданно. Кто-то на ломаном немецком языке приказал сесть и отвечать на все вопросы, как священнику во время исповеданья. Тот же человек вытащил и кляпы изо рта. Повязок с глаз однако же не сняли.

— Кто вы и куда ехали? — последовал первый вопрос.

— Я скажу вам все, все, что знаю, — заговорил Вилли, нащупав дрожащую руку Марты. — Только сохраните ей жизнь. Вот ей. Она еще молода. Так молода!

— Вашу просьбу учтем. Отвечайте.

— Я лейтенант, сын генерала Шпица. Мой папа главный квартирмейстер четвертой армии.

— Что значит главный квартирмейстер?

— Интендант. Армейский интендант. Мясо, хлеб, сапоги, снаряды… Вы поняли меня?

Стоявшие вокруг люди одобрительно загудели, зашумели. Переводчик что-то кому-то крикнул по-русски, и сейчас же мимо с диким топотом промчался верховой. Допрос продолжался.

— Где штаб-квартира вашего отца?

— Была в Люблине, теперь в Луцке.

— С какой целью едете к отцу?

— Мы совершаем предсвадебное путешествие, — сказал Вилли и пояснил: — Я жених. Она — моя невеста. Мы были так счастливы, так счастливы! И вот… что вы с нами сделаете? Расстреляете, да?

— Нет, не угадали. За нарушение государственной границы Советского Союза мы вас повесим.

— О, пощадите! За что же? За что? — протянул руки Вилли. — Я не виноват. Мы не хотели. Нас попросили…

— Кто попросил?

— Мой папа хотел посмотреть мою невесту. Он волновался. Он хотел знать, в надежные ли руки попадает его наследство.

— Да, да. Он просил нас. Умолял, — не в силах унять слезы, заговорила Марта. — О, пощадите, не убивайте нас!

— Почему вы не на фронте, лейтенант, в то время, как другие льют кровь?

— Мой папа добился отсрочку. Свадебную отсрочку.

— А если б не отсрочка? Пошел бы убивать?

— О, да! Так требует фюрер. Я солдат.

— Выходит, вы цените свою свадьбу, а на свадьбы сотен, тысяч русских парней вам наплевать?

— Не знаю, не знаю. Ничего не знаю. Пощадите меня!

— Никакой пощады! — ударил гневом голос переводчика. — Партизанский суд именем советского народа приговаривает вас, господин Шпиц, и вашу сообщницу за незаконное вторжение на территорию СССР к смертной казни через повешение. Приговор приводится в исполнение немедленно.

Вилли и Марта стоять не могли. Их подхватили под руки, повели к толстому дереву, поставили рядом, привязали веревкой.

— Вилли!

— Марта! О небо! Спаси!!!

Как расскажет впоследствии Вилли, храпевший на небе бог вдруг очнулся, глянул на землю и, увидев двух привязанных к дереву молодых людей и взвод изготовленных к стрельбе партизан, взмахнул перстом, и вместо залпа по казненным грянул залп по казнящим. К месту казни с гиком, криком, топотом ворвалась чья-то кавалерия. Вилли не мог сквозь плотное черное полотно ничего увидеть, но по звону клинков, ружейной пальбе, воплям раненых, свалке, кулачной потасовке понял, что небо пришло на помощь, что надежда на спасение есть.

И точно. Там и сям еще хлопали одиночные выстрелы, а к ним уже подбежали какие-то люди, сорвали повязки с глаз, отвязали от дерева.

— Вы свободны, господа! — сказал один из тех, кто перерубил саблей веревку, длинный, жилистый человек в черном фраке.

Вилли и Марта кинулись на колени, обняли за ноги своих спасителей, но они отстранились, показали на столпившихся у опушки всадников и красивую карету.

— Благодарите тех, — показали знаками спасители. Вилли и Марта подбежали к карете. На ступеньке ее сидел молодой человек с фюрерскими усиками в роскошном черном фраке и курил сигарету. Вилли и Марта упали перед ним на колени.

— Мы не знаем, кто вы, — заговорил Вилли, — но мы… я и моя невеста, будем всегда, вечно вам благодарны.