Тринадцатая рота

Надеюсь, господин фельдмаршал, что вы теперь вспомнили меня и я могу спокойно изложить вам все по порядку. Так вот… В тот день, господин фельдмаршал, когда вы так любезно беседовали со мной близ русской границы, мне выдали наряду с автоматом, патронами, котелком и ордер на сорок семь десятин русской земли. Получать эту землю, господин фельдмаршал, признаться, я не торопился. Зачем брать какую-то белорусскую глину, если можно получить кубанский чернозем. Я видел себя уже на этом черноземе и радовался подобно теленку, которому подсунули ведро с пойлом. Но увы! Мой телячий восторг горько омрачили. Под Смоленском на высоте «102», которую мы победоносно атаковали и где мы славно полегли почти всей ротой, с меня, контуженного и раненного осколком в зад, похоронная команда сняла брюки, и я стал несчастным.

Вы спросите: почему? Как могли какие-то паршивые брюки сделать меня несчастным? В том-то и дело, господин фельдмаршал, что в этих моих паршивых брюках было сорок семь десятин пожалованной мне фюрером земли. Мало того, грабители из нашей похоронной команды ударили меня по голове чем-то тяжелым, по причине чего я оказался в полковом лазарете, откуда обратился с рапортом к командиру полка господину Нагелю. Я так надеялся на него! Так надеялся, что он разыщет грабителей и мне вернут похищенные сорок семь десятин, но мне не повезло. Майора Нагеля убило во время бомбежки, и от него, бедного, не нашли не то что моего рапорта, а даже подметки от сапог.

В тот же день я хотел обратиться с рапортом к командиру дивизии, но его тоже убило снарядом тяжелой артиллерии. Теперь у меня осталась надежда только на вас, господин фельдмаршал. Я сижу в окопе и молю бога, чтоб вас не убило каким-либо поганым снарядом или омерзительной бомбой, потому что без вас мне не видать мои сорок семь десятин, как своих ушей без помощи зеркала, а если же, помилуй бог, стукнет и вас…"

— Кусок идиота! Что он хочет? — выругался фельдмаршал, готовый швырнуть письмо под стол в корзину.

"Бог с ней, с землею, господин фельдмаршал. Если не найдутся грабители, я готов прожить и без земли, — говорилось далее в письме. — Меня, господин фельдмаршал, беспокоит теперь другое. На днях мною получено письмо из дому. Соседка по квартире тетушка Клара по секрету известила, что тот квартирант, штурмовик Отто, о котором я вам докладывал, не стесняясь, водит мою супругу под ручку и что однажды тетушка Клара застала этого штурмовика Отто в постели Эльзы. Хотя он и лежал там один, но это, господин фельдмаршал, меня сильно встревожило. Я не могу воевать спокойно. Мне крайне необходим отпуск, чтоб убедиться, так ли все в самом деле, и, если что, лично оградить любящую супругу от наглых притязаний штурмовика".

Фельдмаршал нажал кнопку, вмонтированную в крышку стола. Вошел совсем облысевший от забот адъютант полковник Краммер.

— Слушаю вас, мой фельдмаршал! — поклонился Краммер.

Фон Бок протянул письмо:

— Отпустите этого егеря домой. На шесть суток.

— Слушаюсь!

— И чтобы впредь… Я же вас предупреждал, Краммер, ни одного солдатского письма. Ни одного! У меня и без них трещит затылок.

— Слушаюсь! Я точно исполняю ваш приказ, мой фельдмаршал. Но он, этот Карке, сослался на личное знакомство с вами.

— У меня есть лишь одно знакомство — с субординацией. Что у вас еще? Я вижу, вы хотите что-то сказать?

— Да, мой фельдмаршал.

— Докладывайте.

— К вам на прием начальник штаба. Фельдмаршал побагровел:

— Я же приказал ему входить без доклада. В чем дело?

— Он в страшной растерянности, мой фельдмаршал. Руки трясутся. Бледный…

— Пусть войдет. Пригласите!

Начальник штаба вошел тут же. Фон Бок удивился и не на шутку встревожился, увидев его таким, каким обрисовал Краммер. Рука начальника штаба, вскинутая в приветствии, тряслась. На мертвецки бледном лице выступил мелкой росою пот. В глазах застыли испуг и растерянность.

— Мой фельдмаршал! — заговорил начальник штаба. — Произошло невероятное. Сто восьмая егерская дивизия…

Фельдмаршал налил из графина стакан воды, протянул его начальнику штаба:

— Выпейте. Успокойтесь, генерал. Генерал подчинился, выпил воду, смахнул снежно-белым носовым платочком пот со лба, щек, шеи.

— Я до сих пор не приду в себя. Меня потрясло, мой фельдмаршал, заговорил все с той же тревогой в голосе начальник штаба.

— Да говорите же, что случилось?

— На окраинах Вязьмы появилась сто восьмая егерская дивизия.

Фельдмаршал вздрогнул:

— Что за вздор! Как она здесь оказалась? Она же отправлена форсированным маршем под Москву и… и в семь утра должна вступить в бой.

— Все это так, мой фельдмаршал, но скрыть истину я не имею права. Дивизия вернулась в Вязьму.

— Что?! Прорыв? Отступление?! — вскрикнул фон Бок.

— Не могу понять, мой фельдмаршал. Армии сокращают фронт весьма эластично, а туда и обратно двести километров!

— Тогда саботаж! Уклонение от боя!

— Это исключается. Командир дивизии предан фюреру. У него крест с дубовыми листьями. Фельдмаршал уперся кулаками в стол:

— Тогда что же это? Что?!