Тринадцатая рота

— Дитрих, растолкуй этому тупице, что к чему. Впрочем, пока распутываю завязки, я и сам ему растолкую. Так вот, дубина, согласно приказу по тылу, твои кальсоны будут отосланы в национальный музей Германии как кальсоны национального героя. Так что лежи и не брыкайся.

Фрицу Карке, конечно, очень хотелось стать национальным героем, но оставаться без штанов наедине с комарами ему никак не хотелось. Он оказал тыловым реквизиторам сопротивление, и те стукнули его чем-то твердым по голове.

…Очнулся он второй раз глубокой ночью. Тех двух с мешком уже не было. Горели звезды. Светила луна. Кругом валялись трупы в зеленых мундирах — все без сапог, нижнего белья, и Карке, поджидая санитаров, стал было подсчитывать, сколько в полку будет "национальных героев", как вдруг вспомнил про свои брюки, в которых лежал медальон с драгоценным ордером. Думая, что с него сняли только кальсоны, а брюки, может, упали, когда бежал с высоты, он лихорадочно пошарил там и сям по бурьяну, но брюк нигде но было. И тогда Карке ухватился за голову и, ударившись о засохшую глину, заревел на все поле: "Караул! Грабеж! Они украли мою землю… Сорок семь десятин кубанского чернозема!"

Долго катался Карке по холодной, кремнистой глине, проклиная всех чертей на свете. Потом затих, прислушался.

На высоте, так и не взятой у противника, зло огрызались пулеметы. Внизу у кустов звякали котелки, пиликали губные гармошки. Там были свои — новые кандидаты в "национальные герои". Ощупав голову и найдя на ней мокрую шишку, Карке тихо пополз на музыкальные звуки и запах сосисок.

В большой снарядной воронке сидели с котелками на коленях незнакомые солдаты. Среди них Карке узнал командира отделения фельдфебеля Квачке. В роту, видать, только что пришло повое пополнение, и Квачке старался подбодрить новичков песенкой на губной гармошке.

Ввалившись в воронку, Карке вытянулся во весь свой двухметровый рост, и стукнув голыми пятками, доложил:

— Господин фельдфебель! Докладывает рядовой пятой пехотной роты сто пятого пехотного полка Фриц Карке. У меня только что похитили сорок семь десятин кубанского чернозема вместе с брюками и кальсонами.

— Милый Карке, — заговорил с жаром Квачке. — Не волнуйся, радуйся. У тебя же такое событие! Поздравляю!

Квачке чмокнул рядового Карке в щеку и, подняв, как победителю на ринге, руку, воскликнул:

— Новобранцы! Перед вами стоит подлинный национальный герой Германии. За храбрость, проявленную на той высоте, с которой мы только что победно отошли, он удостоен великой чести! Его личные вещи — сапоги и кальсоны отосланы как боевые реликвии героя в музей Берлина. Призываю вас брать с него пример. Хайль Гитлер!

— Зиг хайль! — угрюмо отозвались солдаты, продолжая есть капусту и молчаливо смотреть на полуоголенного героя.

— А теперь скажите, кто из вас недоел сосиски? — спросил фельдфебель. Надо угостить доблестного героя.

— Спасибо. Мне не до сосисок. Меня тошнит, — простонал Карке. — Разрешите мне в санчасть. Поскорее…

— Вы ранены?

Карке давно очухался от удара по голове, однако, торопясь поскорее разыскать своп украденный ордер, он притворился серьезно раненным и сказал:

— Так точно, господин фельдфебель. Ранен. Какой-то негодяй, снимая с меня кальсоны, ударил меня чем-то тяжелым по голове, и я еле держусь на ногах.

— Мужайтесь, Карке. Вы страдаете не напрасно. Отныне ваше белье будет висеть под стеклом вместе с бельем Кайзера и Бисмарка. Идемте. Я сам отведу вас в санчасть.

Квачке подхватил под руку первого "национального героя" пятой роты и, заслоняясь им от свистящих пуль, повел его подальше от высоты.

Новобранцы продолжали молча доедать сосиски.

19. ЗНАКОМСТВО С ЛЮБЕЗНЕЙШИМ ПАНОМ ИЗЮМОЙ. ФУНТ СОЛИ, ВИЗА В ЕВРОПУ И ЛЮБОВЬ ЧЕРЕЗ САРАЙ

Молва! Какие ветры так быстро разносят ее! Куда не улетит она за какие-то считанные дни и часы! Птицам ли тягаться с нею, тройкам ли почтовым? Вот только что вылетела она из гнезда, с места, где родилась, глянь — а она уже невесть где!

Ну откуда, казалось бы, станет известно в глухом селе

Черевички, что существует какое-то "благотворительное единение", что едет оно по селам, оказывает помощь фюреру и что есть в нем поп-батюшка, который за сносную цену со скидкой венчает старост и полицаев? Ан нет же, и сюда долетела молва-плутовка и раззвонила о БЕИПСА во все колокола.

Не успел Гуляйбабка подъехать к дому пана старшего полицая Изюмы, как навстречу ему все изюмово семейство: сам пан Изюма с хлебом-солью на расшитом полотенце, его толстая, дородная Изюмиха, похожая на раздутый сапогом самовар, и две дочери-толстушки, похожие на фарфоровые чайники.