Тринадцатая сказка

Я затянула пояс халата и поспешила за ней – Джудит двигалась очень быстро, чуть ли не бегом. Мы спускались и поднимались по лестничным маршам, сворачивали в боковые коридоры и наконец вновь очутились на первом этаже, но в той части дома, где я не бывала прежде. По всей видимости, это были личные апартаменты мисс Винтер. Миновав несколько комнат, мы остановились перед закрытой дверью, и Джудит тревожно оглянулась на меня. Я хорошо понимала причину этой тревоги. Из-за двери доносились гулкие, протяжные, нечеловеческие звуки, перемежаемые пронзительно-хриплыми вздохами. Джудит открыла дверь, и мы вошли внутрь.

Я была поражена. Неудивительно, что звуки так резонировали. В отличие от остальных помещений дома, переполненных мягкой мебелью, гобеленами, коврами и драпировками, это была маленькая полупустая комната с голыми стенами и дощатым полом. В одном ее углу стоял книжный шкаф, на полках которого громоздились кипы желтоватой писчей бумаги. Другой угол занимала узкая кровать с простеньким белым покрывалом. Ситцевые занавески вялыми складками свисали по обе стороны окна, открывая доступ ночной тьме. Мисс Винтер сидела спиной ко мне за низкой школьной партой, согнувшись и опустив голову на крышку. Куда подевались ее огненно-оранжевые и пурпурные одеяния? Сейчас она была одета в скромную белую сорочку. И она дико, истошно рыдала.

Воздух с резким, скребущим звуком задевал ее голосовые связки на вдохе, после чего раздавался жуткий вой, переходивший в утробные звериные стоны. Ее плечи рывками поднимались и опускались; тело сотрясалось; конвульсии волной пробегали от затылка по худой шее, плечам и рукам вплоть до пальцев, которые судорожно стучали по крышке парты. Джудит поспешила заменить подушку, подсунутую под висок мисс Винтер; последняя, казалось, не замечала нашего присутствия.

– Я никогда не видела ее такой, – сказала Джудит и с нарастающей панической ноткой в голосе призналась: – Прямо не знаю, что делать.

Рот мисс Винтер разевался и уродливо кривился, не в силах справиться с потоком чудовищных звуков.

– Это пройдет, – сказала я, догадавшись, в чем было дело.

Я придвинула стул и села рядом с мисс Винтер.

– Тише, тише, я все знаю… – Я обняла ее за плечи и взяла обе ее руки в свою, а затем нагнулась ближе к ее уху и ровным голосом начала повторять, как заклинание: – Ничего-ничего. Все пройдет. Успокойся, детка. Я с тобой…

Я легонько покачивала ее из стороны в сторону и беспрерывно повторяла волшебные успокаивающие слова. Это были не мои собственные слова; их в свое время говорил мне отец. Я знала, что это заклинание подействует, как оно всегда действовало на меня.

– Тише, я знаю, я знаю. Это пройдет…

Конвульсии не прекратились, как и вопли, однако они были уже не такими сильными. В паузах между припадками она, вздрагивая все телом, отчаянно хватала ртом воздух.

– Ты не одна, милая. Успокойся, я с тобой…

Наконец она затихла. Я чувствовала щекой ее лобную кость; пряди ее волос касались моих губ. Своими ребрами я ощущала слабые, неровные колебания ее грудной клетки при вдохах. Ее руки были как ледышки.

– Ну вот и славно… Вот и славно…

Несколько минут мы просидели в тишине. Я накинула ей на плечи шаль и терла ее руки, чтобы хоть немного их отогреть. Лицо ее было ужасно. Веки так распухли, что она едва могла их разлепить; губы вздулись и потрескались. На скуле – в том месте, которым она судорожно билась о крышку парты, – расплывался свежий синяк.

– Он был хорошим человеком, – сказала я. – Очень хорошим. И он вас очень любил.

Она медленно кивнула. Рот ее приоткрылся, губы дрожали. Она хотела что-то сказать? Губы шевельнулись вновь. Скоба? Она сказала «скоба»?

– Это ваша сестра открепила стопорную скобу?

Вопрос был задан, пожалуй, слишком резко, но тогда, после потока слез, размывшего все представления о приличиях, подобная прямолинейность выглядела вполне естественной.

Этот вопрос спровоцировал еще один, завершающий спазм рыданий, но ответ прозвучал уже четко и категорично:

– Не Эммелина. Нет, это была не она.

– Кто же тогда?

Она прикрыла щелки глаз и принялась качать головой из стороны в сторону. Я замечала похожие движения у зверей в зоопарке, когда их выводит из себя бесконечное пребывание в замкнутом пространстве. Опасаясь очередного припадка, я снова вспомнила, как успокаивал меня отец, когда я была маленькой. Легонько и ласково я начала гладить ее волосы, пока она не затихла, опустив голову на мое плечо.

В конце концов она успокоилась настолько, что Джудит смогла уложить ее в постель. Сонным, каким-то детским голосом она попросила меня побыть с ней; я опустилась на колени рядом с кроватью, наблюдая за тем, как она засыпает. Изредка ее сотрясала дрожь, а сонное лицо искажалось гримасой страха; в такие моменты я гладила ее волосы, пока веки не прекращали трепетать.