Тринадцатая сказка

Прежде чем я успеваю заговорить, мною вновь овладевает сон.

Когда я пробудилась во второй раз, у моей постели сидела мисс Винтер с книгой в руках. Ее кресло было, как всегда, заполнено бархатными подушечками, но сама она — с белым пухом волос на черепе и оголившимся без косметики лицом — напоминала скорее непослушного ребенка, из озорства усевшегося на трон великой царицы.

Услышав шорох, она повернула голову в мою сторону.

— Приходил доктор Клифтон. У вас была очень высокая температура.

Я молчала.

— Мы не знали, что у вас день рождения, — продолжила она. — В доме не нашлось ни одной открытки: здесь дни рождения праздновать как-то не принято. Но зато мы принесли вам цветы.

В вазе на столике я увидела букет из волчеягодника, еще без листьев, но с нежными розовыми цветками, распустившимися по всей длине ветвей. Они наполняли воздух в комнате сладковатым, пьянящим благоуханием.

— Откуда вы узнали про мой день рождения?

— Вы сами нам это сообщили, когда разговаривали во сне. Я все жду, когда вы расскажете мне вашу историю, Маргарет.

— Мою? У меня нет никакой истории.

— Разумеется, есть. У каждого есть своя история.

— Но не у меня.

Я покачала головой. В памяти отдавалось смутное эхо слов, которые я могла произнести в бреду.

Переложив страницы ленточкой-закладкой, мисс Винтер закрыла книгу.

— У каждого есть своя история. Это как с семьями. Ты можешь не знать своих родителей, но твоя семья существует независимо от твоего знания или незнания. Ты можешь отдалиться от родственников, порвать с ними всякие отношения, но ты не вправе утверждать, что этих родственников у тебя нет. Точно так же обстоит дело с историями. Словом, — заключила она, — история есть у каждого. Вы не хотите поведать мне свою?

— Нет.

Она склонила голову набок, выжидая, что я скажу еще.

— Я никому не рассказывала свою историю. Если, конечно, считать, что она у меня есть. И я не вижу причин делать это сейчас.

— Понимаю, — тихо сказала она, кивая с умудренно-всезнающим видом. — Разумеется, это ваше личное дело. — Она повернула лежавшую на колене правую кисть и посмотрела на свою искалеченную ладонь. — Вы вольны ничего не рассказывать, если таково ваше истинное желание. Но молчание не является естественной средой для историй. Им нужны слова. Без них они блекнут, болеют и умирают, а потом их призраки начинают нас преследовать, не давая покоя. — Она перевела взгляд на мое лицо. — Поверьте, Маргарет. Я это знаю по себе.

Бо́льшую часть времени я проводила во сне, а по пробуждении находила на столике у кровати какую-нибудь кашицу или бульон, приготовленные Джудит. Я съедала ложку или две, не больше. Когда Джудит приходила забрать поднос, она не могла скрыть разочарования моим никудышным аппетитом, но вслух меня не упрекала. Я не испытывала ни болей, ни озноба, ни тошноты. Только беспредельная усталость и угрызения совести лежали тяжким грузом у меня на сердце. Что я сделала с Эммелиной? А с Аврелиусом? Я мучилась воспоминаниями о той ночи в часы бодрствования; сознание своей вины преследовало меня во сне.

— Что с Эммелиной? — много раз спрашивала я Джудит. — Она в порядке?

Ответы всегда были уклончивыми: мне следует беспокоиться о себе самой, а не о мисс Эммелине. Мисс Эммелина уже очень много лет как не в порядке. Для мисс Эммелины это обычное состояние.

Ее нежелание объясниться сказало мне все, что я хотела знать. С Эммелиной дела обстояли плохо. И виновата в этом была я.

В случае с Аврелиусом единственное, что я могла сделать, это ему написать. Как только я немного окрепла, я попросила Джудит принести бумагу и ручку, села в кровати, подложив под спину подушки, и набросала черновик письма. Однако оно меня не удовлетворило, и я написала другое, а потом еще и еще. Никогда прежде у меня не возникало таких трудностей с подбором слов. Когда мое одеяло было усеяно забракованными черновиками, я, отчаявшись, просто взяла один из них наугад и переписала его набело:

Дорогой Аврелиус.

Как вы себя чувствуете?

Я очень сожалею о том, что случилось. Я не хотела никому причинить боль. Должно быть, я сошла с ума.

Когда я смогу вас увидеть?

Мы все еще друзья?

Маргарет

Ладно, пусть будет так.

Пришел доктор Клифтон. Он послушал ритмы моего сердца и задал ряд вопросов:

— Бессонница? Нерегулярный сон? Ночные кошмары?

Я трижды кивнула.

— Так я и думал.

Он сунул градусник мне под язык, после чего встал со стула и подошел к окну. Стоя ко мне спиной, он спросил:

— Какие книги вы читаете?

Я не могла внятно ответить из-за градусника во рту.

— Вы читали «Грозовой перевал»?

— Угу.

— А «Джен Эйр»?

— Угу.

— «Чувство и чувствительность»?[19]

— Угу.

Он обернулся и посмотрел на меня очень серьезно.

— И, надо полагать, вы прочли эти книги не по одному разу?

Я кивнула; он нахмурился.

— Перечитывали многократно?

Еще один мой кивок; морщины на его лбу стали глубже.

— Начиная с юного возраста?