Тринадцатая сказка

Все мы в той или иной степени испытывали страх. Все, за исключением Чарли. И когда этот день настал, один лишь Чарли остался верен себе. Он окопался в дальних комнатах, не появляясь на людях и только изредка напоминая о факте своего существования потрясавшим весь дом стуком и грохотом. Мы настолько привыкли к этим звукам, что давно уже перестали их замечать. В своей тоске по Изабелле Чарли утратил всякое представление о реальности, и прибытие гувернантки прошло для него незамеченным.

В то утро мы убивали время в одной из комнат на втором этаже. Ее можно было бы назвать спальней, если бы кровать не затерялась где-то под грудой хлама, накопившегося здесь за долгие годы. Эммелина ногтями выковыривала серебряные нити из вышивки на портьере. Справившись с очередной нитью, она прятала ее в карман, чтобы позднее добавить к тайному складу всяких блескучих безделок под своей кроватью. От этого сосредоточенного занятия ее отвлекли посторонние звуки. Кто-то приближался к дому. Вряд ли она сообразила, что это может означать, но звуки ее обеспокоили, ибо она, как и все мы, была отравлена чувством тревожного ожидания, распространившимся по усадьбе.

Итак, Эммелина первой заметила подъехавший экипаж. Сверху мы наблюдали за тем, как из него вышла женщина и, четким движением оправив юбку, огляделась по сторонам. Она посмотрела на парадную дверь, затем налево, направо и наконец — слегка отклонив назад корпус — вверх, прямо в нашу сторону. Возможно, она приняла увиденное за игру света и тени в складках колеблемой сквозняком портьеры. В любом случае нас она разглядеть не могла.

Но мы-то видели ее прекрасно. Мы смотрели через дырку в портьере, только что проделанную Эммелиной. Никакого определенного мнения о ней у нас в первый момент не сложилось. Эстер была среднего роста и среднего телосложения. Ее волосы были не особо светлыми, но и не темными. Под стать волосам был и цвет лица: не смуглый и не слишком бледный. Одежда — от туфлей до шляпки — имела столь же неопределенную окраску. В ее лице не было сколько-нибудь приметных черт. И тем не менее мы таращились на нее до рези в глазах. Каждая пора на ее коже, каждая деталь ее прически и одежды была как будто подсвечена. Некое излучение распространялось и от ее ручной клади. Казалось, вся она вместе с принадлежащими ей вещами находится внутри удивительного сияющего кокона, и это сразу отличало ее от остальных людей.

Мы не могли понять, в чем тут фокус. Ничего подобного нам прежде видеть не приходилось.

Со временем, конечно, мы все узнали.

Эстер была аккуратисткой — вычищенная, вымытая, ухоженная и отполированная до кончиков ногтей.

Можете себе представить, что она подумала об Анджелфилде.

Проведя в доме с четверть часа, она велела Миссиз позвать нас. Мы, естественно, пропустили ее призыв мимо ушей и стали ждать, что будет дальше. Мы ждали долго. И еще дольше. Ничего не произошло. Так она обставила нас в первый раз, но мы не знали, что это было еще только самое начало. Умение ловко прятаться теряет всякий смысл, если тебя никто не ищет. А она и не думала нас искать. Тихо сидя в комнате, мы скоро заскучали, а потом нас начало разбирать любопытство. Мы внимательно прислушивались к звукам на первом этаже: голосу Джона-копуна, шуму передвигаемой мебели, стуку молотка. А потом все стихло. Когда нас позвали к обеду, мы не вылезли из своего укрытия. В шесть вечера Миссиз позвала опять:

— Девочки, идите ужинать с вашей новой гувернанткой.

Мы не появились. И нас по-прежнему никто не искал. Становилось очевидным, что вновь прибывшая являла собой силу, с которой приходилось считаться.

Между тем обитатели дома стали готовиться ко сну. Мы слышали шаги на лестнице, голос Миссиз:

— Надеюсь, вам здесь будет удобно, мисс.

И голос гувернантки — сталь в бархатных ножнах — ей в ответ:

— Я в этом абсолютно уверена, миссис Данн. Спасибо вам за заботу.

— Что касается девочек, мисс Барроу…

— Об этом не беспокойтесь, миссис Данн. С ними будет все в порядке. Спокойной ночи.

Медленно, шаркая, Миссиз сошла по лестнице, и снова все стихло.

Наступила ночь, весь дом спал. Кроме нас. Давнишние попытки Миссиз приучить нас к тому, что ночью полагается спать, провалились точно так же, как и все другие ее попытки к чему-либо нас приучить. Темноты мы не боялись. Подкравшись к двери новой гувернантки, мы не расслышали ничего, кроме легкого поскребывания мыши под половицей. Тогда мы двинулись на кухню, к кладовой для продуктов.

Дверь кладовки не открылась. Ее врезной замок на нашей памяти ни разу не использовался по назначению, но теперь это произошло, на что указывал и запах свежей смазки.

Эммелина в своей обычной манере — безучастно и терпеливо — ждала, когда дверь откроется, уверенная, что через минуту-другую мы получим свой хлеб с маслом и джемом.

Паниковать было еще рано. Ключ от двери наверняка находился в кармане фартука Миссиз. Она всегда держала там большую связку ключей — заржавленных, давно не бывших в употреблении ключей от всех замков в доме.

Однако заветный карман оказался пустым.