Тринадцатая сказка

Эстер ничуть не удивил покровительственный тон доктора — в этом мире люди не рассчитывают встретить признаки гениальности в простой гувернантке. И все же она была несколько разочарована. Ведь доктор был единственным человеком в Анджелфилде, способным ее понять и оценить по достоинству. Однако он ее не понимал.

Она повернулась лицом к доктору и обнаружила перед собой его спину. Держа руки в карманах, распрямив плечи и задрав голову, доктор созерцал верхушку тисового дерева на фоне голубого неба. Его коротко постриженные волосы начинали седеть, а на макушке розовело круглое пятно дюйма полтора в поперечнике.

— Джон понемногу восстанавливает сад после того, что натворили здесь близнецы, — сказала Эстер.

— Почему они это сделали?

— В случае с Эммелиной ответ очень прост: ее заставила Аделина. А вот что касается мотивов Аделины, тут ответить намного сложнее. Я сомневаюсь, что она сама это знает. Зачастую она действует импульсивно и не отдает себе отчета в содеянном. Каковы бы ни были мотивы их поступка, его последствия стали тяжелым ударом для Джона. Его семья ухаживала за этим садом на протяжении многих поколений.

— Какая жестокость! И потрясает тем сильнее, что это сделали дети.

Украдкой от доктора Эстер состроила гримасу. Было очевидно, что он слабо разбирается в детской психологии.

— Конечно, это жестоко, — сказала она. — Впрочем, дети способны на самые неожиданные проявления жестокости. Просто мы не хотим этого в них замечать.

Они медленно прогуливались по садику, любуясь зелеными фигурами и говоря о работе Эстер. И все это время, держась на безопасном расстоянии, но в пределах слышимости, за ними следовала маленькая шпионка, перебегая от куста к кусту. Они сворачивали то влево, то вправо, а иногда делали поворот кругом и возвращались по собственным следам; это была игра перемещений, нечто сродни сложному танцу.

— Я полагаю, вы удовлетворены результатами своей работы с Эммелиной, мисс Барроу?

— Да. Еще год-другой под моим наблюдением, и Эммелина избавится от дурных привычек и станет милой, воспитанной девочкой. Умницей она не будет, но можно рассчитывать на то, что когда-нибудь она сможет вести нормальную жизнь отдельно от своей сестры. И я вполне допускаю, что она выйдет замуж. Мужчины не ищут в женщинах ум, а внешне Эммелина очень привлекательна.

— Хорошо, очень хорошо.

— Но с Аделиной все далеко не так просто.

Они остановились перед самшитовым обелиском с глубокой, еще не полностью заросшей раной на одном боку. Гувернантка поглядела на коричневый ствол в глубине пореза и дотронулась до одного из молодых, ярко-зеленых побегов, протянувшихся к солнцу от старых ветвей.

— Аделина ставит меня в тупик, доктор Модсли, — со вздохом сказала она. — Я бы хотела посоветоваться с вами как с врачом.

Доктор отвесил легкий полупоклон:

— Всегда к вашим услугам. Что именно вас беспокоит?

— Я впервые имею дело с таким трудным ребенком. — Она сделала паузу. — Извините, что я вас задерживаю, но у меня не получится в двух словах описать все те странности, что я в ней заметила.

— Тогда расскажите все по порядку. Я никуда не спешу.

Доктор жестом предложил ей сесть на низкую скамью, позади которой живая изгородь образовывала причудливую арку вроде тех, что можно увидеть в изголовье искусно сработанной старинной кровати. Усевшись, они увидели прямо перед собой одну из самых крупных геометрических фигур сада.

— Эта штука называется тетраэдр, — заявил доктор.

Эстер никак не отреагировала на его комментарий и приступила к объяснению:

— Аделина — замкнутый и агрессивный ребенок. Ее раздражает мое присутствие в доме, и она всячески противится моим попыткам навести здесь порядок. Она не соблюдает режим питания: отказывается принимать пищу до тех пор, пока не доведет себя до голодного изнурения, и лишь тогда соглашается поесть, да и то самую малость. Купать ее приходится, применяя силу, причем мы вдвоем едва удерживаем в ванне эту худышку. Все мои попытки сблизиться она отвергает с ходу. Мне кажется, она попросту лишена многих нормальных человеческих чувств, и, между нами говоря, доктор Модсли, я сомневаюсь, что из нее когда-нибудь выйдет полноценный член общества.

— Как у нее с интеллектом?

— Она очень хитра и изобретательна. Но в ней невозможно пробудить интерес к чему-либо, что выходит за рамки ее желаний и склонностей.

— А как с учебой?

— Вы, конечно же, понимаете, что понятие «учеба» применительно к этим девочкам не имеет ничего общего с образованием обычных детей. У нас нет уроков арифметики, латыни или географии. Тем не менее я внесла в распорядок дня занятия — по два часа утром и после обеда — и стараюсь донести до них информацию путем рассказывания историй.

— Она понимает смысл и цель этих уроков?