Тринадцатая стихия (СИ)

– Я – сторожевой пес Перекрестка. Знаешь, за те столетия, что я провел здесь, желающих проникнуть в лабиринт – не сосчитать… и их число возрастает. И в основном – люди. Невозможная глупость. Ни одному человеку не дано удержать эту силу, она просто испепелит любого. Но гонимые алчностью, жаждой власти, наживы, они всё идут и идут. И гибнут в лабиринте, в ловушках, в лапах демонов, стоящих на страже.

– Но если лабиринт так хорошо защищен, да и не под силу никому овладеть этой мощью, то о чем можешь беспокоиться ты?

– Хоть раз в пару сотен лет, но находится кто-то ловкий и хитрый, способный обойти монстров и ловушки. Тут приходится вмешиваться мне. Узор стихий – вещь хрупкая, нарушить рисунок потоков не так уж сложно. Не получив силу, любой может сломать этот узор, изменить ход вещей. И тогда случится худшее. Вот и сторожу.

– И так просто всё мне рассказываешь. Не боишься, что я пойду туда, сначала убив тебя? – криво ухмыльнулся Гинтра.

– Неа, не боюсь. Убивай, иди. Только ты не такой. И мне просто хотелось поговорить, иногда устаю от тишины.

Аш действительно верил, видел, что Гинтра не такой. Он паладин не по ордену, нет – по духу. И никогда не помыслит о том, чтобы захапать власть или причинить миру и так оберегаемым им людям вред. Не алчный, не корыстный. Не властолюбец. Истинный Защитник. И случись что, друид с легким сердцем доверил бы охрану лабиринта такому, как этот оборотень. Бесхитростный, с чистым сердцем, в котором носит всю скорбь и боль, что осталась от преступлений, свершенных по чужой воле. И ищет искупления себе. Не прощения, но отплаты. Сам себе судья и палач за злодеяния, что повисли мертвым грузом на его душе.

* * *

На пятый день пути сумеречник не лег спать сразу, едва остановились на привал, – когда поели, он вынул мечи и принялся их чистить, кивнув Гинтре: отдыхай. Оборотень как-то сразу сник. Всё время он ложился гораздо позже друида, поскольку тот еще был слаб, хоть и чувствовал себя лучше с каждым днем.

– А как же ты?

– А вот так. Я в норме, раны затянулись, слабости больше нет. За три недели даже такие раны заживают. Сплю я мало и редко, так что останусь на страже.

Гинтра пожал плечами – не заставлять же сумеречника спать силой, – нехотя стянул одежду и полез в ручей. Аш еще раньше, в пещере, успел заметить, что всё тело Гинтры покрыто ужасающими шрамами, а ребра в нескольких местах срослись неправильно после переломов. Тот и не подозревал, что у друида столь острое зрение и сумрак вовсе не мешает ему видеть эти увечья, – но сейчас, при дневном свете, вдруг почувствовал себя неловко, понимая, что теперь-то эльф его рассмотрит полностью. И кожей ощущал этот пристальный взгляд.

Дождавшись, пока оборотень закончит с купанием и выйдет на берег, сумеречник отложил мечи и подошел к нему. Длинные ловкие пальцы принялись исследовать мокрое тело, изучая шрамы на ощупь. Гинтра побледнел и шарахнулся в сторону.

– Нет, не прикасайся ко мне, только не ты!

– Чем я-то не угодил, что ты от меня, как от чумного? – в голосе Аша зазвенела обида пополам с угрозой.

– Дело не в тебе, а во мне. Ты не понимаешь. Ты эльф, чистый, возвышенный. А я – я не человек, хотя был им когда-то. Я убийца, чудовище. Меня сделали таким просто шутки ради – рабом, послушным хозяину из страха вновь оказаться в яме. Я потерял всякое достоинство и честь. Мне нет места, я слишком грязный для того, чтобы ты меня касался. Только не ты.

– Ага, сейчас и сам поверю, что я такой «чистый и возвышенный», – скептически произнес Аш, но оборотня уже несло.

– Ты… ты… ты, – захлебнулся Гинтра словами, – ты ничего не знаешь! Я был рыцарем, паладином. А этот… чернокнижник… плен… яма… эти бесчисленные руки, тела, надругавшиеся надо мной… вся эта мерзость… они были полузвери… а он наслаждался, глядя на мои муки. И не давал умереть. День за днём, месяц за месяцем… я сходил с ума от этого кошмара. И в довершение, словно в насмешку, он сделал меня зверем и заставил убивать. Убивать тех, с кем я сражался раньше плечом к плечу. Друзей. Бесчисленное множество людей… любимых… сына… Я… я не могу забыть этот ужас, не могу с этим жить дальше…

Друид вложил в пощечину всю силу, мощным ударом отбрасывая оборотня на траву. Слова отдавались в голове гулким звоном, стучали пульсом в висках; дикая обреченность раскалила воздух, не давая вдохнуть полной грудью, выжигая легкие, лишая возможности просто дышать. Гинтра бился в истерике, дрожал всем телом, слезы лились по щекам. Аш захлебнулся возмущением: он и сам не был агнцем, но на такую жестокость не был способен даже он. И так недолюбливая людей, друид исполнился к ним презрения еще более, чем раньше: ведь всё, что случилось с Гинтрой – совершил человек. Пусть и колдун, но – человек. И сколько их таких, людей, что тешатся тем, что унижают, уничтожают честь и достоинство себе подобных? Сколько?