Тринадцатая стихия (СИ)

Пьянея от запахов утреннего леса, раскрывшихся кувшинок, крови и росы, эльф отпустил руку вампира и неистово рванул тонкий шелк, обнажая плечи, безжалостно впиваясь поцелуями. Он больше не был эльфом, не был друидом, в нем кипел первобытный азарт голодного хищника. Вот только жаждал он иного: его добычей стала страсть, которая заставляла дрожать, терять слова; от которой сбилось, став прерывистым и тяжелым, дыхание. Забывшись, запутавшись в том, кого видит, и кто на самом деле извивается в его руках. … горячие губы робко ответили на поцелуй…

Его властные ладони шарили по прохладной смуглой коже, скользя повсюду, исследуя… или пытаясь что-то найти. Аш сдернул одежду, теснее приникая к пленнику, задыхаясь от едва сдерживаемого желания. Жажды.

… стройное, тонкое, как тростиночка, тело выгнулось навстречу прикосновениям, отдаваясь в их власть слабым стоном…

Вампир взвыл и, вывернувшись, всадил в него клыки. Не подозревая, насколько отличается кровь эльфов от человеческой, к которой привык… особенно от крови древнего друида, отмерившего много сотен лет жизни. Стон перешел в глухой рык. Вампира трясло, как в лихорадке.

… она отвечала так неумело, робко притрагиваясь к его волосам, плечам, гладя пальцами лицо, с какой-то неистовой обреченностью отдаваясь…

Он цеплялся ногтями за плечи Аша, расцарапывая, раздирая. Сознание эльфа затуманилось окончательно, он рвал зубами чью-то кожу, впивался до кости, ненасытно глотая приторную пьянящую влагу. И ему отвечали тем же. Сплетаясь, казалось, в борьбе не на жизнь, а на смерть; в лихорадочном возбуждении растерзывая друг друга, словно стремясь выяснить, кто чьей крови сможет выпить больше.

… хрупкая фигурка вскинулась в объятьях, стоны сменились криком; дрожа и затихая, прижимаясь, ища губами поцелуя…

Разорванный вскриками раскаленный воздух. Крупной дрожью по всему телу от накатившей волны экстатического шока. Отшвыриваясь друг от друга, и встречаясь взглядами. Янтарный в синий. Не понимая, как случилось такое. Как такое вообще могло произойти. Стараясь отдышаться, сумеречник вдруг осознал, что всё это нельзя объяснить знаменитым вампирским очарованием: на эльфов оно не действует, а на таких, как Аш, и подавно. И судя по растерянному взгляду, вампир ошеломлен так же, как и он сам.

Иллюзия исчезла. Он ясно видел перед собой того, кто шокирован не меньше самого Аша и с трудом пробует выскрести остатки самообладания. Тяжело дыша, они смотрели в глаза друг другу, пытаясь осознать то, что между ними произошло. Не говоря ни слова, друид поднялся, добрел до озера и резким прыжком нырнул в чернеющую воду.

Когда он вышел, вампир по-прежнему сидел на траве, но, кажется, уже пришел в себя. Сумеречник тоже успокоился, смыв пелену наваждения, будто бы зачерпнул новых сил из черных глубин. Прозрачные струйки воды стекали к ногам, волосы облепили тело блестящими, словно живыми, змеями-прядями. Друид отжал их, собрал в высокий узел и закрепил подвернувшейся под руку веточкой.

– Тебе пора, уже рассвет, – бросил он, зная, что не сможет убить этого вампира. С таким пронзительно-синим взглядом, в котором чудился совсем другой взгляд. Изумрудный. С солнечными искрами.

Первые лучи показались над горизонтом, отразившись в зеркальной глади озера. Лес всё еще уютно прятал берег от утреннего света, туманным маревом скользящего по воде. Природа просыпалась неспешно, словно позволяя жителям подлунного мира успеть погрузиться в сон, пока пробуждаются дети дня.

Не сказав больше ни слова, хозяин леса развернулся и по невидимой тропинке пошел прочь, предоставляя вампиру самому позаботиться о себе, и уже не видел, как тот встает и собирает свою одежду – то, что от нее осталось. Не видел, как поднимает он оброненный эльфом венок из васильков и долго смотрит вслед.

* * *

Кровь эльфа оказалась… слишком пьянящей, слишком живой. То ли раньше Ровану попадались неправильные ушастые, то ли этот был самый неправильный. Забрав из тайника амулет, за которым, собственно, и ходил, вампир возвратился в покои князя и, растянувшись на кровати, погрузился в размышления. Произошедшее нельзя было назвать рядовым случаем. Скорее можно было ожидать, что хозяин леса попытается убить нарушителя, но чтобы такое…

– Забавные у тебя пристрастия, лесной царь. Очень забавные. Интересно, часто на тебя такое находит? – Рован обращался к невидимому собеседнику, раскручивая прихваченный с поляны венок на пальце. Искристая кровь эльфа всё еще бушевала в нем, не отпуская из хмельной эйфории. Он не знал, не понимал, что случилось там, на берегу озера. Но за столько времени, за все годы, что был кровопийцей, – он впервые согрелся. Живое, настоящее тепло. Почему забрал с собой венок, Рован тоже не мог понять… и не хотел над этим думать. Словно прятался от желания испытать еще раз тот жар. И всё же пытался сохранить хотя бы память об этом рассвете.

* * *