Тринадцатый

Он подставил меч к его шее, поцеловал и резким движением перерезал горло. Тело Маркуса вздрогнуло, из раны хлынула кровь. Некогда могучий и сильный, он подался вперед и упал лицом вниз на белоснежный песок, который, словно губка, стал жадно впитывать кровь. Луций внимательно смотрел, как жизнь покидает брата. Уставший и раненый, он любовался его смертью. С холодной стали капала еще теплая, не запекшаяся кровь. Генерал улыбнулся. В его голове раздался шум барабанов и гул труб. Колизей завращался вокруг, словно Луций находился посредине адской карусели. Потом все стихло. И тут же послышался лязг железа, шум визжащих стрел, крики умирающих и раненых. Вокруг него шла битва: сражались два войска. Он видел это, не ощущая себя, словно он был всем сразу. Он мог заглянуть в любую точку, увидеть, как по стеблю травинки ползет букашка или как выпущенная из лука стрела пронзает плоть, мог слышать приказы и стоны людей. Его внимание привлекли два всадника, которые с пятью сотнями телохранителей врезались с фланга во вражескую пехоту. Они были одеты одинаково в тяжелые черные доспехи с золотой чеканкой, забрызганные кровью. Привставая на стременах и резко опускаясь, они во имя империи обрушивали удары мечей на головы противников. Один из всадников с несколькими воинами отделился и углубился в человеческую массу, сметая всех на своем пути. Кони топтали людей, люди рубили друг друга, и никому не было пощады. Всадник подскочил к одному из сражавшихся и что-то крикнул. Переданные из уст в уста слова гонца дошли до одного из воинов в черных доспехах.

– Генерал! Генерал! Правый манипул почти разбит, и если мы не ударим с тыла, то можем проиграть сражение. Они опрокинули центуриона Суллу, а их конница вот-вот зайдет на правый фланг!

Черный воин резко остановился и углубился в центр своего отряда.

– Правым легионом командует Гай Матвей Тиберий! Почему он допустил такое?!

– Он тяжело ранен, командование взял на себя Понтий!

– А как мой легион?!

– Ваши воины давят противника, но если их обойдет справа конница… Они не боги, генерал, и без подмоги не вытянут сражение. Нужно, чтобы ваш отряд отрезал вражескую кавалерию, иначе быть беде.

Не дослушав до конца, черный всадник приказал отступать. Сердце Зверева словно остановилось: он увидел в покинутом всаднике Маркуса. Луций, убивший его на арене, теперь бросал его на верную смерть в битве. Он видел, как он сам же уводил конницу в другую сторону. Видел, как Маркус злобно смотрел ему вслед. Видел, как чье-то копье пронзило плечо брата и как он тут же срубил нападавшему голову. Конница отступала, а оставшиеся в глубине вражеского войска легионеры продолжали сражаться. Лишь только всадник с раненым плечом на вороном коне и в черных доспехах пристально смотрел вслед предателям.

– Ну что, поздравляю, – раздался до боли знакомый голос, и все снова встало на свои места. Поднявшись с почетного места, Анатас несколько раз хлопнул в ладоши. – Ты убил Маркуса во второй раз. Убивать у тебя в крови, Гай Луций Корнелий.

– Ничего себе! – отрыгнул Грешник. – Гляньте, наш Луций вернулся и завалил Маркуса. Нет, ты посмотри, Ворон: у него еще нога дергается! Это что, нормально?! Гляди, опять дернулась! Как лягушачьи лапки на опытах!

– Это конвульсии, мой друг. Душа покидает его тело. Вырываясь наружу, она пытается пробиться через остывающую плоть.

– А похоже на брейк-данс! Во, глянь, глянь, как ногой дрыгает! Давай его поднимем, может, он, как курица с отрубленной головой, бегать начнет?

Богохульство карлика продолжалось бы еще долго, если бы его не остановил сам властелин тьмы. Грешник насупился, прочитав во взгляде хозяина недовольство.

– Ладно-ладно, заткнулся! Подумаешь, он все равно дохлый! Ему-то что?! Уж и посмеяться нельзя.

Капитан стоял в оцепенении. Он слышал рыдания девушки, видел обезумевшие глаза Виктора и чувствовал ледяной холод за спиной.

– Почему? – тихо спросил Зверев.

Анатас вышел из-за его спины и присел перед трупом своего слуги.

– Ты такой, какой есть. Не будет лев давать молоко, как не будет овца питаться мясом, – он коснулся Маркуса, и его тело поглотил песок.

– Ты врал мне! Ты врал с самого начала! – закричал следователь.

– Успокойся. Я не солгал тебе. Я помогал, как мог. Ты видел то, что хотел видеть, задавал те вопросы, на которые хотел получить ответ. Почему ты не спросил про судьбу Маркуса? Молчишь? Ты изначально видел в нем своего врага. А как можно переубедить человека? Разве можно объяснить влюбленному, что его девушка изменяет? Нет! Ему хоть кол на голове теши, а пока не ткнешь носом, не поверит. И с тобой пришлось поступить так же. Ты, Луций, видел в нем врага и не хотел знать, почему он в него превратился. А врагов ты привык ненавидеть. Ненависть – это высшая форма страха, генерал. Мы сначала боимся, а уже потом ненавидим. Ребенок, который боится темноты, повзрослев, темноту возненавидит. Так и ты, испугавшись его в таком виде, его возненавидел, и тебе было неинтересно, кто он на самом деле. Ненависть, мой друг, – это гнев слабых.

– Но ведь он ненавидел меня сам!