Тринадцатый

– Господин Петроний прекрасный человек, и мне он очень нравится. Столько человек просило моей руки, и ни один мне не нравился так, как господин Петроний. Но только я почему-то не могу решиться: мне кажется, что мы будем плохо жить. Понимаете, так получилось, что он сватается ко мне как раз тринадцатым, и поэтому я не могу согласиться стать его женой!

Сваха клянется, что девушка ей так и сказала, слово в слово, ну а если она и лжет, то пусть ее накажет бог и постигнет та же участь, что, как известно, уготована и всем другим свахам, живущим на этом свете. С той поры Петроний никогда больше не думал о женитьбе, но зато постоянно думал об указе.

Что он только ни делал, и все напрасно. Писал прошения, получал рекомендации, просил сам, просили за него другие, но все безуспешно.

Однажды, казалось, все уже было хорошо. Ехала из города депутация в Белград, помнится, подавать прошение о выплате уезду компенсации за произведенную реквизицию. Петроний обошел всех членов депутации и каждого просил, чтобы тот «между делом» замолвил за него словечко перед министром. Все дали ему слово и действительно сдержали его. На другой день вместе с другими Петроний вышел далеко за город, чтобы проводить депутацию. Видит Петроний четыре повозки. В первой повозке – трое, во второй – четверо, в третьей – трое и в четвертой – трое. Сложил все это Петроний и получилось у него тринадцать. Тринадцать их было, значит, в депутации. Печально покачал головой Петроний и сказал:

– Эх, ничего не получится, ничего, ничего, ничего!

И действительно, министр всей депутации дал слово и опять не сдержал его. Так Петроний и остался без указа.

А однажды дело зашло еще дальше. Поп обещал написать своей сестре, которая была замужем за одним учителем, а этот учитель живет в Белграде как раз по соседству с госпожой Елкой, а у сына ее, прапорщика, есть друг в академии, тоже прапорщик, который был шафером на свадьбе у почтмейстера, а этот почтмейстер женился на некоей Мице, а мать этой Мицы, госпожа Сара, выкормила первого ребенка господина министра и сейчас еще вхожа в его дом. И так все гладко получилось; началось дело от попа, дошло до госпожи Сары, а госпожа Сара сказала госпоже министерше, госпожа министерша – господину министру, господин министр просьбу записал и, конечно… забыл. Снова садится поп и пишет сестре, которая замужем за учителем, тот говорит госпоже Елке, госпожа Елка сыну, сын-прапорщик своему другу, друг говорит почтмейстерской Мице, Мица говорит матери, госпоже Саре, которая выкормила первого ребенка господина министра, госпожа Сара снова сказала госпоже министерше, а та господину министру, и господин министр записал просьбу во второй раз. И что же, в первый же указ господин министр вписал наряду с другими и Петрония Евремовича. Итак, дело было почти сделано. На совещании у министра указ прошел, так что все было в порядке. Вечером служитель принес домой к господину министру красиво переписанный указ на подпись. В этот вечер у господина министра ужинала его тетка. Господин министр, пережевывая пищу, еще раз просмотрел указ и между прочим сказал:

– Завтра обрадую тринадцать бедняков. Сделаю доброе дело.

Тут тетка господина министра всплеснула руками, а за ней и жена господина министра:

– Неужели тринадцать? И почему именно тринадцать? Умрет один из них в этом году. Впиши ты, бога ради, еще одного, пусть будет четырнадцать. А тринадцать не смей подписывать.

Господин министр сначала был в недоумении. Он было не хотел и слышать женских глупостей, но женщины так пристали к нему, что ему ничего другого не оставалось, как уступить им.

– Но мне некого больше вписывать.

– Тогда вычеркни кого-нибудь, пусть будет двенадцать.

– Ну ладно, так и быть, – сказал господин министр, взял перо и примерился к одному, к другому, поднес перо к одной фамилии, затем к другой, к третьей, и только потом опустил перо на бумагу и – чирк! – начертил длинную линию. И вычеркнул не кого-либо другого, а несчастного Петрония Евремовича, который даже в указе имел несчастье оказаться тринадцатым.

Все надежды рухнули. Целый год Петроний не мог выдумать ничего нового, но через год жизнь его снова была озарена надеждой, снова появились радужные мечты, и Петроний трижды перекрестился перед иконой святой Марии и сказал:

– Матерь божья, богородица пресвятая, сейчас или никогда!

В уезд приехал новый окружной начальник. Он в первый раз объезжал свой округ, и было известно, что слово его много значит для господина министра. Уездный начальник уже за неделю до его приезда потерял покой; госпожа начальница была еще больше взволнована. А вовсе не следовало приходить в волнение за целую неделю до приезда окружного начальника, так как из-за этого госпожа начальница разбила три тарелки и одну голову арестанта, который был прислан из тюрьмы, чтобы помогать госпоже начальнице на кухне. Начальник начал из-за пустяков бросаться линейками в чиновников, в то время как до сих пор он прибегал к подобной мере только в исключительных случаях.