Тринадцатый апостол

— Есть и еще кое-что, — добавила она. — И это только усугубляет все. Ладлоу был нужен не только Маккалуму. Уходя от него, я заметила двоих мужчин, отиравшихся возле дома, определенно не из БАСХ. Один верзила, второй маленький, темный, на щеке вроде бы шрам, но не могу сказать это с уверенностью.

Сарками помрачнел.

Она добавила, что видела этих людей еще раз. В Уэймуте, перед отелем. Она не думает, что они ее видели, но опять же не уверена в этом.

Сарками спросил, не столкнулась ли она еще с кем-либо в Уэймуте, словно бы между прочим подчеркнув слово «столкнулась». Гил понял, что это лишь эвфемизм, чтобы скрыть от него суть вопроса. Сабби, казалось, этой хитрости не заметила.

— Я сняла одного в туалете ресторана и вырубила второго у монастыря. Ни тот ни другой не из БАСХ. Что очень меня беспокоит.

— Парень из монастыря? — перебил Гил. — Ты же сказала, что он просто работник!

— У нас были дела поважней, чтобы выяснять, кто есть кто, — равнодушно сказала она, затем вместе с Сарками покинула комнату. Гил услышал, как за ними захлопнулась дверь.

Они вернулись несколько минут спустя. Гил продолжал стоять как стоял.

— Дай мне бумажник, — сказала Сабби, требовательно вытянув руку.

Гил не пошевелился.

— Банкноты с текстами переводов нужны Сарками, — поторопила она.

— Да пошла ты!

Он вынес более чем достаточно, заявил Гил. Он устал от того, что с ним обращаются как с ребенком. Точней, как с потенциальным покойником.

— Ты получила от меня все, что хотела, так что теперь я вам не нужен. Вот и прекрасно. Отпустите меня и делайте что хотите. Но вы почему-то все тянете. Почему? Что вы задумали? Говорите!

Сарками и Сабби изумленно уставились на него, затем разом улыбнулись и покачали головами.

Гил стал закипать. Они опять взялись за свое. Значит, пришла пора им узнать, куда они могут засунуть свои снисходительные улыбочки, а заодно и свой свиток.

— Успокойся, — сказала Сабби. — Никто тут не собирается тебя трогать…

— Значит, теперь мне можно уйти? — спросил Гил.

— Нет, ибо мы еще не закончили, да и свиток тебя не отпустит. Тебе еще многое предстоит сделать. Когда придет время, ты сам все поймешь.

Они все же держат его за придурка.

— Вот как? — бросил язвительно Гил. — Неужто я так натаскан, накачан и прочее, что вы без меня просто не мыслите продолжения ваших маленьких игр?

Сарками в первый раз обратился к нему.

— Натаскан, накачан? — спросил он скептически. — Это вряд ли. Но давай все же прикинем, способен ли ты оберечь свиток от тех, кто собирается уничтожить его? Я лично думаю, да. И молю Господа, чтобы так оно и оказалось. Перед тобой стоит гораздо более ответственная задача, чем простое умение обнаружить преследователей и эффективно их обезвредить.

Гил ждал объяснений, но их не последовало.

— И какого же рода эта задача? — иронично поинтересовался он.

— Та, которая по плечу лишь тебе, — сказала Сабби.

Ее прикосновение к его руке было более чем возбуждающим. Теплая волна, которая омыла его, когда он впервые прикоснулся к находке, снова поднялась в нем. Сабби была рядом, протягивая ему свиток.

— Возьми его, — убеждала она. — Затем решай, как тебе поступить, я соглашусь со всем, что ты скажешь.

Гил оглядел ее. Он знал, что решит, прежде чем принял свиток.

Исчезла злость. Испарились сомнения. Целая жизнь, полная суеты и мелких предательств, исчезла бесследно, со всеми маловажными ее проявлениями: с пустыми тревогами, с глупой ревностью, которые только что переполняли его разум и сердце. Ладлоу, да упокоит Господь его душу, Сарками, Сабби и он сам, все они вместе стремились к одной-единственной цели: выполнить завет тех, кто ушел задолго до них, сберечь свиток и провозгласить то, что он таил в себе более двух тысяч лет.

Хотя кому все это нужно, Гил очень смутно себе представлял.

ГЛАВА 45

На другой день после распятия

Утро в доме Иосифа Аримафейского, Иудея

Это был кошмарный сон. Он ускользал, как только Миха пытался уловить его суть. Возможно, и к лучшему. Пробуждение привело его в ужас. Предательство Иуды, арест Иешуа, бегство двенадцати. Прошлой ночью все изменилось. За несколько мгновений все было потеряно.

Если бы он не был таким глупцом, если бы он не дал потачки своему желанию поддаться заверениям Иешуа, может, он и разглядел бы приближение непоправимой беды и, возможно, предпринял бы какие-нибудь шаги, сделал бы хоть что-нибудь, чтобы предотвратить ее.

Последние десять дней тянулись бесконечно. С того мгновения, как апостолы услышали о намерении Понтия Пилата арестовать Иешуа, споры между ними не утихали, но не давали никаких результатов. Симон предлагал сблизиться со жрецами храма и попытаться смягчить их злобу обещанием держать Иешуа подальше от Иерусалима, а также убедить его умерить свои нападки на них и на фарисеев. Варфоломей и Иаков доказывали, что угроза чересчур велика и что самое лучшее для них не ходить в Иерусалим на празднование Песаха.

Сам Иешуа заявлял, что лучше всего ничему не противиться.