Тринадцатый апостол

Рокировка являлась весьма действенным и наиболее шоковым приемом в стратегии шахматного сражения. Она состояла в мгновенном перемещении короля с его обычной позиции в центре доски в защищенный угол. Один ход — и все тщательно разрабатываемые планы противника терпят крах. Гил цепко держал это в уме. В нужный момент всегда неплохо рокироваться.

— На деле теперь рокируемся вовсе не мы, — заявила Сабби. — Маккалум уже не единственный король на шахматном поле.

Когда какое-то время назад Сарками увел ее в другую комнату своего домика, он имел на то веские основания. И она посвятила Гила в детали.

Сарками сказал ей, что одним из двоих мужчин, замеченных ею возле квартиры Ладлоу, был Абдул Малука, глава видеостудии «Мусульмане во имя истины», а вторым — его телохранитель, наемный убийца Айжаз.

— Они сирийцы, — сообщил ей Сарками.

— Соотечественники! — воскликнула Сабби.

Она понимала, какими крепкими могли быть узы такого рода.

— Нет, Малука родился в Сирии, как и я, но он не мой соотечественник, — ответил Сарками. — Малука стремится явить миру послание, которое несет свиток, но только если оно послужит его целям. В противном случае он уничтожит его. Он мне не соотечественник, — повторил Сарками.

— Они не слишком отличаются один от другого, Малука и Маккалум, — сказала Сабби.

Она повернулась к Гилу.

— Тот, кто застал нас врасплох в монастыре, не показался тебе знакомым? — спросила она.

Гил попытался припомнить. Морщинистое лицо, искривленное тело. Да, таков был уборщик музея, но, как и многие прочие, Гил не обращал на него никакого внимания. Сабби сразу же опознала его, но она понятия не имела, что он шпионил в пользу Малуки, а возможно, и убивал.

— И наверняка есть что-то еще, — заявила Сабби. — Что-то, что мы упускаем.

Сарками тоже с этим согласен, сказала она. Кусочки головоломки не складываются, как должны бы. Головорезы Маккалума и Малука со своим киллером появились у квартиры Ладлоу примерно в одно и то же время и, очевидно, с одним и тем же намерением. Человек Маккалума, засекший их в ресторане, и Малука со своими людьми прибыли в Уэймут почти одновременно. Это не могло быть случайностью. И куда делся де Вриз? Что-то не сходится, и этот пробел весьма смахивает на рокировку.

Поэтому лучше всего сейчас держать и свиток, и человека, который способен перевести его, в разных местах. По крайней мере, какое-то время. Кроме того, сказала Сабби, в тексте свитка имеется нечто большее, чем то, что усваивается при беглом его прочтении.

— Взять, например, сцену в Гефсимании, — сказала она. — Помнишь, где Иешуа разговаривает с Михой как раз перед появлением римских стражников, пришедших арестовать его? Что тебе в ней кажется странным?

Единственное, что засело у него в голове, это как Миха отдает Иешуа свою накидку, а сам остается в одном синдоне, то есть в том, что Сабби классифицировала как набедренную повязку.

Подробность и впрямь довольно странная, чтобы пересылать ее через десятки веков.

— Правильно, — воскликнула она. — В том-то и дело. Зачем бы Михе включать это в текст?

— Может, для того, чтобы подчеркнуть, что он в результате отморозил себе задницу? — предположил со смехом Гил.

Она не улыбнулась. Каждое слово, которое Миха награвировал на медных листах, требовало времени и драгоценного кусочка площади для его размещения. Эта подробность, должно быть, имела огромнейшее значение, иначе Миха не привел бы ее в своем тексте. На Гила, казалось, это не произвело впечатления.

— Ты не улавливаешь, — разочарованно сказала Сабби. — Послушай, ведь эта сцена и есть непреложное доказательство подлинности документа. То самое, что мы так долго искали и за что Ладлоу отдал свою… Подожди, — в возбуждении воскликнула она, — я знаю, как объяснить, чтобы ты понял. Эта сцена — знак Михи нам. Как те знаки, которые оставлял нам Элиас на спрятанном за обложкой обрывке страницы. Она говорит: «Здесь есть нечто важное, что я должен сказать. Ищи здесь подсказку».

Подсказку, похоже, весьма необычную.

— В отрывке, где римляне уводят Иешуа, Миха представляется нам, — продолжала Сабби. — Говорит, кто он и что он. А евангелисты Марк и Иоанн подтверждают его слова. Они оба упоминают об ученике, который был в Гефсиманском саду после последней вечери. На нем была только набедренная повязка, и этого ученика, я цитирую, «Иисус любил». В своем евангелии Иоанн даже говорит, что он возлежал рядом с Иисусом во время последней вечери. Точно так же и Миха описывает свое положение во время седера. По словам Иоанна, этот возлюбленный ученик спрашивал Иисуса: «Кто же тот, кто предаст тебя?»

— Дошло до тебя? — не отступалась она. — Сцены, которые Миха описывает в своем свитке, совпадают с теми, какие описывают Марк с Иоанном. И это позволяет нам заключить, что возлюбленный ученик, упомянутый ими, есть Миха.

— Наш Миха?

— Наш Миха, — сказала Сабби. — Для апостолов Миха был учеником, которого Иисус любил больше остальных, но всего лишь учеником. Для Иисуса он был апостолом, его тринадцатым апостолом.