Тринадцатый апостол. Том I

Меня если честно потрясла та легкость, с которой зилоты чуть не прибили Пилата. Я, конечно, все понимаю — римская армейская дисциплина базируется в первую очередь на личном примере командира, а лишь во вторую очередь на страхе наказания. И местная поговорка, что «с пылью и потом солдат должен смешиваться пот командира», мне очень даже симпатична. Только нахрена мешать солдатам делать свое дело и самому лезть в самое пекло?! Ты что, своему легату и центурионам не доверяешь? Понятно, что старый вояка Пилат не привык прятаться за спинами легионеров — за что его и уважают. Но вот смерть префекта, а уж тем более строгое и несправедливое наказание за это всей Иудеи в мои планы точно не входит.

— Аппий, скажи, почему вы не пользуетесь стременами? Пилат бы сегодня точно удержался в седле, если бы они у него были.

— Stirrups? А что это такое…? — и легат и Тиллиус смотрят на меня в недоумении

— Никогда не слышали? Некоторые племена парфян используют специальные приспособления, чтобы тверже держаться в седле. И кельтские варвары с далекого севера тоже. Но у них это просто кожаные ремни с петлями для ступни, подвешенные к седлу, а если по уму — стоит пойти дальше и сделать такие стремена в виде железной скобы.

— Ну, и зачем все это надо? — равнодушно пожал плечами Тиллиус и потянулся за куском пирога — лишние хлопоты и траты.

Вот сразу видно, что товарищ не кавалерист. Да и какая же лошадь выдержит такого упитанного толстяка? Лошадки-то у римлян довольно мелкие. Зато вон у легата в голове сразу закрутились шестеренки, и глаза зажглись азартом

— Это как? Покажи, Марк!

Мне вручают лист пергамента и перо из стебля тростника. Я, вздохнув, неловко рисую, как все это должно выглядеть. Бесят меня эти палочки тростника и птичьи перья, пора изобрести серебряный карандаш. Свинцовые у них вроде бы уже есть, но больно легко стирается написанное и нарисованное им. Серебряный понадежней и поудобнее будет.

— А разве нога всадника не будет проваливаться в такое…стремя? — резонно замечает Аппий, рассматривая мой рисунок.

— Нет, не будет. Для этого на подошве обуви, под пяткой набивается…каблук, который не даст скользить в стременах. И конечно, обувь всадника должна быть с закрытыми носами, как кальцеи. Калиги, состоящих из одних ремешков, здесь не подойдут.

— А если нога в этой скобе застрянет, и всадник не успеет спрыгнуть с падающей лошади?

Я уважительно смотрю на Марона. А легат-то у нас с головой дружит, не смотри, что воин до мозга костей. Такого и не грех просветить.

— Этого нельзя исключать, в бою всякое бывает. Но тогда можно сделать так…

Беру тростниковое перо, рисую рядом с первым вариантом второй — это уже упрощенное английское стремя с изогнутой под углом дужкой. В нем и захочешь, не застрянешь. Уж англичане, как никто другой, знают толк в лошадиной экипировке.

—…и такие стремена будут легко выпускать ногу всадника при падении — снова передаю я пергамент легату — Аппий, ты лучше оцени, как всадник сможет упираться в стремена ступней и ловко использовать длинное копье, нанося удары в любом направлении — сила удара с опорой на стремена будет куда выше. Или лучник будет стрелять из лука прямо на ходу.

Вздохнув, Марон с сожалением откладывает пергамент в сторону

— Ладно, Марк, завтра еще поговорим с тобой об этих твоих …стременах. Вещь, кажется полезная. А сейчас нам нужно идти. Пришло время для ритуала погребения погибших легионеров…

* * *

Церемония похорон и поминовения крайне важна для любого римлянина. Он свято верит — душа человека бессмертна до тех пор, пока жива память о нем. А значит, нужно сделать все возможное, чтобы окружающие помнили о тебе, как можно дольше. Богатые ради этого строят помпезные гробницы и огромные мавзолеи, затмевающие своей роскошью даже храмы, бедные в лучшем случае довольствуются скромным надгробием на могиле. У первых на стенах гробницы многочисленные эпитафии — подробное жизнеописание с перечислением всех регалий и достижений покойного при его жизни. У вторых — лишь имя, да место рождения.

Как продолжение надежды на счастливое пребывание в загробном мире, существует в Риме весьма странный обычай — устраивать захоронения прямо у оживленных дорог, чтобы проходящие мимо путники увидели и прочитали твое имя на надгробии. Раз имя прочитано — значит, память о тебе продолжает жить. Оттого иные римские дороги больше похожи на кладбищенские аллеи. И недаром в римском праве есть суровое наказание под названием “проклятие памяти” — это когда уничтожаются все упоминания о преступнике — его статуи, его имя в документах и летописях, надгробные и настенные надписи.