Тринадцатый демон

У кинозала не было контролера, как это обычно бывает. Дверь была открыта, и Харон жестом предложил войти. По отмеченным светящимися цифрами ступеням Омела осторожно начала спускаться.

— У нас тринадцатый ряд, — шепнул на ухо девушке перевозчик. Омела вздрогнула. — Устраивайся поудобнее.

Омела хотела спросить, на какие места, но перевозчик взял ее за руку и потянул. Девушка оглянулась. Пришлось присесть рядом.

— Скажи мне, девочка, чего ты больше всего на свете боишься? Только не надо, прошу тебя, рассказывать мне про смерть и про кажущуюся непростой проблему, из-за которой ты здесь. Я хотел бы услышать о том, чего боишься лично ты.

Свет замерцал, погас, и на сером экране Омела увидела испуганное свое собственное лицо!..

Словно в зеркале, только во много раз крупнее. Волосы разметались и прилипли к мокрому от пота лбу. Рот слегка приоткрыт, словно той Омеле, что была на экране, не хватало воздуха. И в глазах стоял такой ужас, который, пожалуй, она никогда не испытывала в жизни.

— Что это… значит? — спросила Омела, интуитивно вцепившись в руку Харона. — Это… я?

— Ну, разумеется, — мужчина ласково накрыл ее кисть своей.

— Откуда? — Омела уже и в самом деле начала задыхаться.

— Считай, что из будущего, — только Харон успел это сказать, как раздался душераздирающий вопль… — Так ты не передумала?

Ее вопль! С экрана…

Потом еще и еще! Лицо слегка отдалилось, и на заднем плане Омела увидела силуэт мужчины. Размыто. Невозможно было разобрать, кто он. Только обнаженный сильный торс и непонятные трепещущие тени позади этого мужчины…

Та Омела с экрана боялась его! Невероятно! Панически! Так, что не могла обернуться! Не способна была зажмуриться от страха! И кричала, чтобы хоть как-то облегчить собственные мучения. От чего? Омела не знала, но, тем не менее, почему-то была уверена, что поступала так неспроста.

— Нет… — едва слышно выговорила девушка. Она не знала, что думать. В ушах стояли собственные крики. Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди, чтобы сбежать немедленно и подальше от всего этого. Подальше от Харона, из этого странного места, где не было никого, кроме нее и перевозчика! Кроме ужасной застывшей навсегда в ее памяти картины ужаса в собственных глазах!..

Но бежать нельзя. Она согласилась, решилась. Другой дороги нет. Нельзя думать о себе! Не теперь, когда Никите с каждой минутой становилось все хуже!

Наконец, экран погас, и ужасающее изображение тоже исчезло.

— Итак, предисловие, — начал Харон спокойно. — Ты, Омела Корн, добровольно соглашаешься пройти некие испытания, касающиеся твоих страхов и эмоций. И посему вверяешься в мое полное распоряжение. Правильно?

— Да…

— По прошествии этих испытаний ты получишь некое благо, о котором просишь. Верно?

— Да…

— Еще раз тебя спрашиваю: ты согласна? — перевозчик повысил голос настолько, что Омеле показалось, будто на ее плечи положили тяжелые бетонные плиты.

— Да! — она повернула голову и решительно посмотрела Харону прямо в глаза.

Лицо перевозчика было серьезно, как никогда. Он не шутил. Его острый взгляд холодным лезвием пронзал насквозь. Неким шестым чувством Омела ощутила, что этот момент — поворотный. После него все будет иначе. Как — думать не хотелось.

— Тогда подписывай, — тихо проговорил Харон, и Омела увидела в его руке неизвестно откуда взявшийся свиток на странной бумаге, немного напоминавшей пергамент. Но тогда девушка списала подозрения на игру света и темноты в зале.

Омела взяла свиток дрожащими руками и попыталась прочесть. Ничего не выходило. В темноте кинозала она плохо видела текст, читала, но никак не могла понять смысл. По нескольку раз перечитывала предложения, но все равно ничего не понимала.

— О чем здесь… сказано? — наконец, спросила она Харона.

— О том, что ты на неопределенное время переходишь в мое распоряжение до выполнения тобой неких обязательств.

— Каких? — почти выкрикнула Омела.

— Об этом позже. Подпиши, ты ведь согласна, — небрежным жестом перевозчик чиркнул по свитку с договором.

— Давайте ручку, — сдалась Омела.

И тут же в ловких пальцах Харона сверкнуло лезвие ножа. Девушка не успела заметить, как перевозчик перевернул ее руку запястьем кверху и скользнул по нему острым, как бритва, лезвием.

— Ай! — вскрикнула Омела и дернула руку, но Харон ее крепко удерживал.

Вытащив из нагрудного кармана ручку, нажал на кнопочку сверху нее и опустил в стекающую по девичьему запястью красную струйку. Омела дернулась вторично, а в этот момент Харон отжал кнопку, и вся струйка была втянута внутрь ручки.

— Подписывай, — мужчина вложил ручку Омеле в онемевшие пальцы поврежденной руки.

Совершенно потеряв возможность здраво рассуждать, девушка поставила на листке свою подпись. Харон забрал из ее рук ручку и свиток и проговорил:

— Думаю, нам стоит прогуляться.

Омела плохо помнила, как они выходили из кинотеатра. Она смотрела то в одну, то в другую стороны, но ни в зале, ни по коридору, которому они проходили, им не встретилось ни одной живой души. Будто все разом вымерли, и они с перевозчиком остались наедине.