Тринадцатый этаж

Я ходил взад и вперед перед кроватью, когда Джинкс села. Видимо, она несколько обалдела от недавней лазерной процедуры. Ее глаза глядели куда-то вдаль, но были ясны и не мигали.

— Встать, — сказал я.

И она встала.

— Сесть.

Она послушно выполнила приказание. Стало ясно, что я на славу атрофировал способности волевого центра ее мозга.

Я выстрелил в нее первым вопросом:

— Сколько из того, что ты мне рассказывала, неправда?

Ее глаза оставались сфокусированными куда-то в туманную даль. Лицо застыло.

— Ничего.

Я вздрогнул. Вот оно как! Я споткнулся в самом начале. Но это никак не может быть правдой!

Снова подумав о том дне, когда я в первый раз ее увидел, я спросил:

— Ты помнишь рисунок — Ахиллеса и черепаху?

— Да.

— Но потом ты отрицала, что такой рисунок существовал.

Она ничего не сказала. Я догадался, почему она молчит. Я не задал ей вопрос и не велел что-либо говорить.

— Было такое, что ты отрицала существование этого рисунка?

— Да.

— Почему?

— Потому что я должна была увести тебя с курса, который ты взял, и не дать тебе получить сверхважное знание.

— Так хотел Большой Оператор?

— Только отчасти.

— Почему еще?

— Потому что я начала в тебя влюбляться и не хотела, чтобы ты попал в опасную ситуацию.

Я снова зашел в тупик, потому что знал, что для нее испытывать нежное чувство ко мне так же невозможно, как для меня влюбиться в одну из реактивных единиц фуллеровского симулятора.

— Что произошло с рисунком?

— Его депрограммировали.

— Прямо там, на месте?

— Да.

— Объясни, как это было сделано.

— Мы знали, что рисунок там. После того как Оператор организовал гибель доктора Фуллера, я потратила неделю, исследуя деактивированные цилиндры памяти Фуллера в поисках каких-нибудь намеков о его «открытии», которое он мог оставить после себя. Мы…

Я перебил ее:

— Ты должна была узнать, что Он передал эту информацию Мортону Линчу.

Джинкс лишь смотрела перед собой. Это происходило оттого, что я просто констатировал факт.

— Ты обнаружила факт передачи им информации Линчу?

— Да.

— Почему вы сразу не убрали Линча?

— Потому что тогда пришлось бы переориентировать многих реагентов.

— Вам все равно пришлось переориентировать их, когда вы наконец решили убрать Линча. — Я подождал, но в конечном итоге понял, что вновь констатирую факт. Я перефразировал свою мысль: — Почему вы не захотели переориентировать этот мир на то, что Линч никогда не существовал?

— Потому что казалось, Линч будет молчать о том, что ему рассказал Фуллер. Мы полагали, что Мортон в конце концов убедит себя, что ему лишь пригрезилось, будто Фуллер сообщил ему, что его мир… это ничто.

Я сделал паузу, чтобы собраться с мыслями.

— Ты рассказывала мне, как исчез рисунок Фуллера. Продолжай объяснение.

— Исследуя его деактивированные цилиндры, мы узнали о рисунке. Когда я пошла в «Реэкшенс» за его личными вещами, я должна была искать и другие подсказки, которые мы могли просмотреть. Оператор решил убрать рисунок в тот конкретный момент, чтобы мы смогли проверить, эффективна ли работа модулятора удаления.

Я снова принялся ходить перед ней взад и вперед, довольный тем, что наконец начал узнавать самую настоящую правду. Но мне хотелось выяснить абсолютно все. Не исключено, что благодаря ее рассказу я смогу узнать, что можно сделать во избежание дальнейших садистских опытов Большого Оператора.

— Если ты там, наверху, реальный человек, то как ты можешь поддерживать свою проекцию сюда, к нам? — Я спросил об этом потому, что в симуляторе Фуллера я не мог пребывать в качестве проекции неопределенно долгое время.

Джинкс ответила как машина, без признаков эмоций или интереса:

— Каждую ночь, вместо того чтобы ложиться спать, я отправлялась туда. В ту часть суток, когда было трудно контактировать с реагентами здесь, я находилась вне симулятора.

Это прозвучало логично. Время, проведенное в проекционном кресле, было эквивалентно времени, проведенному во сне. Таким образом полностью удовлетворялась биологическая необходимость спать. И пока Джинкс пребывала вне нашего мира, она могла позаботиться о своих физических надобностях.

Внезапно мне пришло в голову задать критический вопрос:

— Как ты объяснишь то, что влюблена в меня?

Она монотонно ответила:

— Ты очень похож на одного человека, которого я когда-то любила там.

— Кто он?

— Оператор.

Каким-то образом я почувствовал приближение некоего откровения. Я вспомнил, что во время последних сеансов сопереживательной связи Оператора со мной появлялось странное ощущение неопределенного сходства между нами. Так оно и вышло, мы оказались похожими.

— Кто такой Он, этот оператор?

— Дуглас Холл.

Я отпрянул, не поверив своим ушам:

— Я?

— Нет.

— Но ты только что сказала «Дуглас Холл»!

Молчание… в ответ на мое заявление при отсутствии приказания…

— Как может этот Оператор одновременно быть и не быть мной?

— Здесь имеет место явление, похожее на ту шутку, которую доктор Фуллер проделал с Мортоном Линчем.

— Я не понимаю. — Затем, не получив ответа, я сказал: — Объясни это.

— Фуллер в шутку воспроизвел Линча в виде персонажа своего симулятора. Дуглас Холл решил проделать то же самое в отношении собственной персоны.