Быстро строящийся Обуховым и Путиловым завод, уже частично вступил в строй. Вторая партия заказанных из Англии станков уже прибыла и монтировалась рабочими в две смены. А первая уже вовсю работала направляемая руками умелых Златоустовских мастеров. Однако квалифицированного персонала катастрофически не хватало. Одних старых мастеров, перевозимых в Петербург с семьями, явно было недостаточно. Вот и нанимали рабочих, откуда только могли. Впрочем, с неграмотной рабочей силой, точнее, с её количеством, проблем не возникало. Отмена крепостного права разом выплюнула из деревень огромное количество нищих крестьян отчаянно ищущих счастья в городе. Вот как раз к таким крестьянам и относились недавно взятые на работу наши Кузя с Макаром. Идти им было особо некуда, образования никакого, случись с ними что или захоти они уйти, и на их место можно было легко набрать десяток таких же. Впрочем, на условия работы, привыкшие к тяжелому труду деревенские парни, не жаловались. Как не сильно жаловались и на нищенское жалованье– жили хоть и бедно, но голодать, как у себя в деревне, не приходилось. А завод развивался и рос не по дням, а по часам, питаемый безудержной энергией собранных инженеров-энтузиастов, организаторским гением Путилова, конструкторскими решениями Обухова и, конечно, каторжным трудом недавних крестьян. Со дня на день должна была произойти первая тигельная плавка и завод, в будущем названный в честь одного из своих создателей Обуховским, начинал свою жизнь.
Отметившись у управляющего, Кузьма с Макаром отправились к своим, ещё только устанавливаемым станкам. За монтированием недавно прибывших английских станков, семь часов прошли как два дня. Наконец работы бригады были прерваны перерывом на обед.
– Надеюсь не приедет сегодня начальство-то, – блаженно рассаживаясь на лавке в столовой ни к кому не обращаясь бросил Тимохов.
– Ха! Да уже с два часа как прикатило! – бесцеремонно влез в разговор незнакомый вихрастый рабочий с другой бригады. – Заперлись на втором этаже в кабинете и сидят. Два адъютантика каких-то молоденьких из Морского министерства, да Обухов с Путиловым.
– Ну так может поговорят и отстанут?
– Мечтай! Молоденьким все выслужиться надо, найти что-нибудь. Ползавода оббегают, ноги в кровь собьют, а что-нибудь да найдут, – со знающим видом добавил рабочий не забывая уплетать хлеб с луком. – Ого, с маслом! Богато живешь! – увидев извлекаемые Кузьмой бутерброды и не прекращая жевать, оборонил вихрастый. – Небось непьющий?
– Пьющий если нальешь, – хитро улыбаясь и не отвлекаясь от бутербродов жидко смазанных маслом отвечал Кузьма.
– Ишь ты какой, – цокнул языком вихрастый. – Айда в кабак как деньги получим?
– Да, Кузьма, пошли! – подключился в разговор, молчавший до этого Макар.
– А вот как деньги получим, так и посмотрим!
– Все-то ты так, Кузьма. Все в дом да в дом тянешь, – подключился другой рабочий бригады.
– Да ты б видал, какая у Кузьмы жена! Огонь!– с веселым, немного грубоватым смехом, подхваченным остальными участниками беседы, ответил за Кузьму Макар.
Рабочий день, на новом, спешно строящемся заводе был установлен в четырнадцать часов. Начинаясь в пять утра и заканчиваясь в восемь вечера, он был разбит на два равных промежутка с полудня до часу дня. Самыми тяжелыми и аварийными были последние два часа перед концом работы. За все долгие двенадцать часов напряженного труда, не происходило столько несчастных случаев и происшествий как в эти самые злополучные два часа. Уставшие работники получали увечья зазевавшись у небезопасных станков, расшибались срываясь с лесов опутавших высокие стены на только достраивающихся местах завода… А потом уставшие и обессилившие, вынужденные проводить в заводских стенах по пятнадцать часов в день, они приходили домой. Ели, спали и снова шли на завод. И так шесть дней в неделю, кроме воскресенья, единственного выходного.
– Смотри, начальство идет. Смотри, – поворотом головы указал на пробирающихся по заводу богато одетых господ Макар.
По просторному заводскому помещению шли Путилов с Обуховым, почтительно отвечающие на вопросы гостя. За ними на почтительном расстоянии шли с десяток человек свиты, то и дела зажимающие нос, морщившиеся и чихающие от пыли.
Беседующий с заводским начальством господин не отличался крепким сложением, однако был довольно высок и красив. Не производя, правда, при этом впечатления пышущего здорового человека. Хотя бледное лицо, уставшие глаза и высокий лоб придавали ему некую утонченную аристократичность. Только стрижка и чисто выбритое лицо выбивались из образа – короткие стрижки в моду ещё не вошли.
В отличие от топтавшихся позади мелких чинов, шедший первым адъютант грязи и пыли как будто не замечал. Он увлеченно разговаривал с Обуховым… и доувлекался.
– Вот …!!! – споткнувшись о положенный на полу кирпич сочно выругался до этого внимательно слушавший Обухова адъютантик. – Долбанные кирпичи! – закончил он и тут же извинился. – Прошу вас простить мне мою невоспитанность.