Кроме того, «черная пятница» 1866 года уже виднелась на горизонте. Раздувающиеся по всей Европе многочисленные пузыри железнодорожных облигаций и банковских дисконтов уже начинали потихоньку потрескивать в предвкушении неминуемого взрыва. Именно поэтому одновременно с проектами внутри России мне нужно было запустить еще один, нацеленный на Запад. Суть его состояла в том, чтобы создать, купить, захватить сеть европейских банков, которые стали бы легальным инструментом для действий на внутреннем финансовом рынке Европы и последующей скупки ее промышленности в условиях грядущего финансового шторма.
Причем банки нужны были именно европейские, а не русские. Реальность такова, что Европа никогда не пустит нас на свой внутренний рынок туда путь открыт только для «своих». А мы, как ни крути — чужие, дикари, варвары… русские.
Так что с приобретением европейских банков тянуть было нельзя. Выход на рынок капиталов западных соседей нам нужен как воздух. А когда выйдем… нам останется только ждать. Ждать, ждать и еще раз ждать. Как охотник, с заряженным ружьем подстерегать уже просматриваемую на пределе видимости, но еще не достигаемую для пули дичь. Как рыбак, внимательно следить за поклевками крутящейся вокруг крючка рыбы. Как боксер, держать противника на дистанции, прощупывать дальними ударами и ждать, когда он раскроется. Следить за новостями с финансовых и торговых площадок, пока не начнут одна за другой разоряться железнодорожные и страховые компании, банки и акционерные общества. И когда время придет — ударить, выстрелить, подсечь! Скупить через «свои» банки всю Европу за бесценок. И, может быть, еще и в обоих Америках порезвиться.
Именно для этого нужны были финансовые жертвы. Но когда я озвучил свои предложения, мои финансисты — Бунге и Рейтерн — дружно развели руками. Не потянем! И так я к ним подъезжал и этак, ни в какую. Твердили, что это невозможно. Однако я эту идею не оставил и силой продавил решение о создании экстренного фонда для работы в Европе.
С тех пор прошло более года. Мой спешно формируемый финансовый кулак наконец-то стал достаточно крепким, чтобы нанести удар в жирное подбрюшье Европы. И тут очень остро встал кадровый вопрос. Как оказалось, у меня просто не было человека, который бы мог возглавить финансовую атаку на Европу. Ни Бунге, ни Рейтерн не подходили по характеру и складу ума (не было в них необходимой авантюристской жилки), Игнатьев же не разбирался в финансовых вопросах. Поиск достойного кандидата грозил затянуться, как вдруг он сам нашел меня.
Александр Аггеевич Абаза. Эгоист до мозга костей, циник по жизни и член совета при министре финансов по должности, он был единственным, кто сразу после внесения самых первых предложений по финансовому регулированию, еще ничего не значащих самих по себе, сумел связать их и ситуацию на европейских рынках. И когда я внес вторую порцию законов, попросился на прием. Начал вкрадчиво и, шаг за шагом, исходя из одних предположений и моей реакции на них, размотал клубок моего замысла на отдельные ниточки.
И тогда понял, кто такой Александр Аггеевич. Это был Игрок.
В общем, из моего кабинета Абаза ушел уже начальником третьего, финансового, департамента IV Отделения. (Первым департаментом IV Отделения руководил сам Игнатьев. А вторым — Лесков). Ушел с улыбкой кота, получившего в единоличное пользование пожизненный запас сметаны, и карт-бланшем на Большую Игру.
В отдел Абаза собрал таких же, как он, игроков. Савелий Мешков, Яков Лейфман, Марат Сатаров, Нари Удусов, Орест Лопарев, Аарон Гольдман. Кто они были до того, как пришли к нему? Мошенники, аферисты, спекулянты? Меня это не интересовало, мне важен был результат. И он был.