Тринадцатый миллионер

— Угу (кажется, что она что-то складывает в уме, как будто подводит баланс дня)… А вот и спуск окончился, получается, что мы спустились Андреевским спуском.

— Послушай, — говорю я ей…

Андреевским спуском спускалась зима,
Кружились деревья, кружились дома
И люди кружились туда и сюда,
Спускаясь Андреевским спуском.

Зима — как осколок кошмаров ночных,
На заднице — прыщ, под лопаткой — нарыв,
Когда под метелью напетый мотив
Скользишь вниз Андреевским спуском.

Трапеция спуска тонка и скользка,
В холодной перчатке застыла рука
И только мыслишка согреет слегка:
«Спускаюсь Андреевским спуском

К любимой, что ждёт у кафе, на углу,
Где кофе немного горчит поутру,
Куда посетители, как кенгуру
Спустились Андреевским спуском».

Какой-то несносный мальчишка ворчал,
Ворчун на дороге в сугробе лежал,
Когда сквозь метель я её увидал,
Спускаясь Андреевским спуском.

Она уходила в обнимку с зимой,
И снег всё плотней у неё за спиной,
И небо кружилось уже надо мной,
Спускаясь Андреевским спуском.[22]

— Грустное стихотворение, но красивое. А кто написал?

— Да так, один знакомый поэт. Но оно мне тоже нравиться.

— Только зимы нет. И метели нет. И не скользко. За это я люблю лето.

— Ты проголодалась?

— Немного, — говорит она, но потом добавляет: — Если честно, то я голодная, как волк.

— Тогда тут рядом есть неплохой ресторанчик с еврейской кухней. Ты пробовала настоящую еврейскую кухню? По глазам вижу, что нет… Тогда тебе это обязательно надо попробовать.

Мы сидим в уютном ресторанчике, я слушаю, слушаю ее. Слушаю и наслушаться не могу. Леночка бухгалтер. Обычный такой главный бухгалтер. О работе она рассказывает скупо, просто, так что я понимаю — это не подставное лицо, в обязанности которого входит подписывать бумажки не глядя, это человек на своем месте. Сегодня она была на семинаре (Леночка любит посещать разные мероприятия подобного толка и всегда в курсе последних событий), поэтому освободилась пораньше и выкроила время на свидание. Обычно на работе до семи — восьми вечера, а в страду (время сдачи отчетов) и того больше. О своей фирме Лена ничего не рассказывает, а я ничего не расспрашиваю. Чужие тайны — это сфера не моих профессиональных интересов.

Еда восхитительна. Мы пьем коньяк. Достаточно дорогой и с очень мягким вкусом. Маленькими порциями, смакуя не только коньяк, но и общение. Говорим тосты. Простые. Но нам есть что сказать… Ненавязчиво играет ресторанная музыка. Тут все сделано в национальном стиле, чуть-чуть под старину, точнее, какую там старину — начало двадцатого века. Но уже это время кажется нам стариной. Что же, приятель мы не молодеем, а стареем — это точно… Появляется скрипач. Он заводит старую душевную мелодию, такую затасканную по ресторанам, что тошно подчас становится. А тут… Чистый звук скрипки, скрипач в роскошном жилете, крепкий чай, который умеют так заваривать только в этом ресторане…

Время. Часы-ходики, почти такие же, как в селе у тети Маруси, только настоящий антиквариат, годов двадцатых, показывают, куда забралась стрелка неумолимого времени… Жуткая вещь, это неумолимое время.

— Знаешь, как зовут человека, который не тащит девушку на первом свидании в постель?

— Как? — Леночка удивленно чуть приподнимает брови.

— Тормоз…

Леночка улыбается.

— И что?

— Так вот, я не тормоз (я вижу, что поставил девушку в затруднительное положение и, чтобы прервать ее раздумья, продолжаю). Просто у меня через три часа самолет на Дрезден.

Леночка о чем-то задумалась. Потом решительно заявила:

— Так нам пора? — я в ответ киваю головой.

— Можно, я тебя провожу? — теперь я ошарашен, но все-таки киваю головой в ответ.

Официант вызывает такси, мы мчимся сначала ко мне домой, я беру документы и самые необходимые вещи, потом так же стремительно несемся в Борисполь. Слава Богу, трасса никем не перекрыта, поэтому я успеваю. Регистрацию уже объявили. Я беру Леночку за руку… И тут она прижимается ко мне, обнимает за шею и целует. Нежно и страстно одновременно.

— Так вот, я тоже не тормоз, — сообщает мне она. — Скорее всего, я бы приняла твое приглашение.

Я лечу в эту чертову темноту, в этот чертов Дрезден, и никак не могу понять, кто же тут тормоз, черт меня подери!

Глава двадцатая Возвращение на круги своя