Тринадцатый пророк

Я стал читать чью-то исповедь в смертных грехах, начиная от членства в преступной группировке, подготовки теракта в храме с покушением на первых лиц государства и заканчивая попыткой организации государственного переворота. Прочёл, поднял глаза, встретился с холодными немигающими буравчиками, спросил, зачем мне подписывать этот бред. Серенький спокойно ответил, что чистосердечное признание смягчит мою вину, и мне много не дадут, а если стану упорствовать, будет хуже. И принялся в деталях описывать перспективы ночи в камере с матёрыми зеками – любителями молодых мужчин. Описывал спокойно, нудно, как рассказывают о работе – скучно, обыденно, рутинно. И именно потому я сразу ему поверил и, действительно, испугался. Вновь возникло ощущение, что я снова сплю и вижу самый большой кошмар, но никак не могу проснуться… Почему он так зол на меня? Что я ему плохого сделал? Что вообще я сделал такого ужасного?! Всего лишь хотел, чтобы мой одинокий голос был услышан в гигантской каменной пустыне…

В этот момент зазвонил один из телефонов, серенький поднял трубку, послушал, задумчиво промычал: «Угу… Понятно.» Вскоре трубка замолчала и вернулась на рычажки. Серенький, подперев ладонью отвисшую щёку, смерил меня презрительно-сочувственным взглядом, в котором, несмотря на это унизительное сочувственное презрение, впервые промелькнуло нечто человеческое, сродни жалости, протянул:

– Да-а… Видать, крепко тебя стукнуло. И кем, если не секрет, ты себя воображаешь? Царём Соломоном? Пророком? А может, – он мерзко захихикал, – самим Иисусом, а?

Я молчал. Он оборвал смех, сухо кашлянул, снял трубку другого телефона и коротко распорядился:

– Уведите.

Тотчас вошли два амбала, поинтересовались:

– В общую?

– Нет, – поморщился серенький, – пускай пока в одиночке посидит. Будем в Сербского оформлять.

– А я сразу понял, что он – «того». – Авторитетно заявил за моей спиной амбал с начитанным племянником напарнику. – Видал, какие у него глаза? Ненормальные. Настоящий маньяк.

– Вот спасибо, удружил, – сказал я, оставшись один в камере, обращаясь, собственно, ни к кому, так как сомневался, что Равви слышит. Просто от беседы «тихо сам с собою» делалось немного легче. – Ну и что мне теперь делать? А ещё другом назывался… Это в дикие древние времена пророки удостаивались публичной казни, получая последнюю возможность заронить в толпу зерна откровения. В наш цивилизованный век всё гораздо тише и культурнее. Меня упекут в психушку, наколят транквилизаторами, и я стану цивилизованным овощем. Нет человека – нет проблемы… Может, и не стоит этот долбанный мир того, чтобы переживать о нём? Может, ну его ко всем чертям?

Ответа не последовало. Должно быть, Равви разочаровался во мне. Я лежал, тупо таращился на окно настолько крохотное и грязное, что даже проникавший сквозь него свет становился тусклым и безжизненным. Зачем я только вернулся? Почему не остался там, где мне дышалось глубоко, свободно и счастливо. Почему не умер вместо человека, назвавшего меня своим другом? Ведь именно в том и состоит подлинный смысл настоящей человеческой дружбы – не задумываясь отдать жизнь за того, кто тебе дорог.

– Эй ты, пророк! Поднимайся, блин! Не в санатории.

Снова лязгнул засов.

В полутьме не сразу разглядел вошедшего, и лишь когда он подошёл, брезгливо припечатывая к грязному полу подошвы начищенных до мягкого матового блеска дорогущих штиблет, встал прямо передо мной, перебив камерный смрад сдержанным лоском нездешнего парфюма, я узнал одного из свиты «синего костюма». Сделал знак надсмотрщикам, чтобы нас оставили наедине, и те почтительно убрались. Минуту мы молча смотрели друг на друга, а затем он заговорил тоном господина, не привыкшего к долгим церемониям и не приемлющего возражений.

– Мы навели о вас справки, – сказал он. – До сих пор Вам не слишком везло в жизни, но сейчас у вас появился шанс, один на миллион. Мы предлагаю вам работу. – Он снова сделал паузу, вероятно для того, чтобы я осознал и оценил степень моей везучести.

– Кто – «мы»?

Он скептически подёргал уголками полных сочных губ, изображая улыбку, но глаза остались холодными, непроницаемыми, как две тёмных полыньи.

– Не прикидывайтесь глупее, чем вы есть на самом деле. Мы предложим вам достойные условия, можете поверить. Талант должен служить обществу. У вас есть то, что нам нужно – редкий, почти уникальный дар убеждения, эдакий магнетизм. За удивительно короткое время вы можете убедить, заставить поверить, повести за собой. Увиденное в храме произвело впечатление…

– Судя по тому, что я здесь, да, – не сдержавшись, буркнул я.

Визитёр улыбнулся так, словно я сказал что-то очень приятное.

– Ваша судьба в ваших руках. У вас будет должность, оклад, хороший дом, служебный автомобиль, льготы. От вас требуется встречаться с людьми, прессой, беседовать с ними на определённые темы, выступать по телевидению, так сказать, осуществлять связь с общественностью. Народ – это стадо, которому нужен хороший вожак, он у нас есть. От вас требуется не так уж много – помочь людям это осознать.