Тринадцатый рейс

Оставалось ретироваться и поискать другие подступы к затону. Я вернулся к двери и только теперь обратил внимание на кольцо, служившее ручкой. Оно было продето в морду чугунного быка! В подводных барельефах и в этой отливке чувствовалась одна и та же манера стилизации, одна и та же рука.

Неужели зал имел какое–то отношение к подводному ходу, и строители использовали этот символ как подсказку для тех, кому придется скрытно оставлять форт или входить в него? Закрыв дверь, я принялся искать новые пути, которые вывели бы к заливу. Фонарик осветил выбитые ступеньки. Поднялся на «второй этаж» — и здесь был коридор, но не темный, как внизу, а светлый, с двумя рядами амбразур по обе стороны. И через двадцать метров — кирпичная стена.

Внизу сквозь амбразуру был виден внутренний дворик, разделенный двумя пересекающимися крестообразно рвами. Очевидно, строители предусмотрели, что бой может идти и в самой крепости. Поэтому выкопали рвы и перегородили коридоры неожиданными кирпичными заслонками. Наверно, под землей, на глубине, у них был пульт технического управления. Поворот рычага — и вода заливает западное крыло. Еще поворот — восточное…

Высунувшись до пояса, я увидел и дальше ряд амбразур в стене — значит, за перегородкой коридор продолжался. Если перелезть к следующей бойнице… До земли отсюда было метров восемь–девять. Гладкая кирпичная стена была выщерблена осколками, а над головой, вцепившись корнями в щели, росла березка.

Я знал, что все мои усилия могут быть затрачены впустую: надежда на скорое разрешение загадки — иллюзорна, а булыжник под отвесной стеной реален настолько, насколько может быть реален булыжник. Но не отступать же!

Сбросив туфли, я рассовал их по карманам и снял ремень. К ремню привязал железный прут и закрепил его в щели между двумя кирпичами, в основании амбразуры. Затем, держась одной рукой за пряжку, выполз наружу и нащупал босыми пальцами выбоину.

Теперь все зависело от прочности березки. Не отпуская ремня, я встал, плотно прижавшись к стене грудью. Пальцы ног едва–едва умещались в углублении, выбитом снарядом. Ухватив ветви березки, несколько раз дернул. Крепки… Можно отпустить ремень и потихоньку сместиться ко второй амбразуре, переступая по краю все той же спасительной выбоины.

Березка не подавалась, держала. Удивительно, как немного надо, чтобы возникло живое — две горсти кирпичных обломков, пыль, нанесенная ветром, несколько дождевых капель, хорошая расщелина, чтобы запустить корни, — и пожалуйста, готово, растет и еще камни рушит мягким древесным телом.

Вот и вторая амбразура перед глазами. Я запустил свободную руку поглубже, ухватил закраину и перелез.

Передо мной был все тот же коридор — только тупик оставался позади да амбразуры стали уже. Пройдя немного, я выглянул наружу и не увидел внутреннего дворика. Открылась синева затона, перечеркнутая прямыми линиями мачт. Курс правильный…

Через сорок метров коридор круто пошел вниз, в темноту Я включил фонарик и сделал это вовремя, потому что в тусклом свете возникла широкая, словно шахтный ствол, квадратная дыра. Железная крышка была сорвана и висела на одной петле, гостеприимно открывая черноту провала. А за провалом — снова глухая стена.

Я спустился по скобам на дно бетонного колодца, но не обнаружил нового хода, который вывел бы к затону.

Забавно… В нескольких сотнях метрах грохочут трамваи, играют неоновые рекламы, парни в узких брючках, парни шестидесятых годов, возвращаются с работы. Ладные, веселые парни, не знающие, как гасить термитную бомбу и что такое пятьдесят граммов «черняшки», которые выдаются на большой перемене.

А здесь форт. Как гигантский осколок в теле города, память войны.

Я постучал ладонью по бетонной стене. Что с тобой делать, форт? Гул взлетел вверх и через секунду вернулся эхом. И тут я, прислушиваясь, различил сквозь эхо тихий свист. Он звучал как осторожный, но настойчивый призыв. Как будто кто–то, долгие годы просидевший взаперти, не смея выйти, напоминал о себе. Я вспомнил предупреждение бабки Устиньи:

«В крепости нехорошо…»

В таких ситуациях необходимо прежде всего справиться с собственным воображением, оно враг номер один… Я ухватил выползшую было мыслишку о «ком–то» и придавил, пока она не окрепла. «Кто–то» не станет свистеть. «Кто–то» либо примолкнет, либо скажет «здравствуйте», либо сбросит кирпич на голову — все зависит от его отношения к незваному гостю и темперамента.

Стало быть, свистел ветер. Сквозняк… В бетонном колодце где–то есть боковое отверстие, оно ведет вверх, к воздуху. Вскарабкавшись по скобам примерно до середины колодца, я обнаружил узкий–лаз. Втиснулся в него, стараясь вспомнить все, что когда–либо читал о спелеологах. Существует ведь техника ползания в узких лазах. Кажется, в таких случаях нужно выбрасывать вперед правую руку с фонариком, а левую прижимать под грудь: тогда плечи перекашиваются и тело становится как бы уже. Левая подгребает, словно лапа крота…