Тринадцатый свиток. Том 1

Я попытался затушить огонь, но мне было неудобно. Пришлось отбежать подальше от свитков, чтобы огонь не перекинулся на них. Тощий мешал моим попыткам затушить огонь, пиная меня издали своими длинными ногами. Не знаю, чем бы всё это кончилось, если бы в дверях не появился Верзила, тащивший наверх очередной сундук со свитками и книгами.

Бросив сундук, он одним прыжком подскочил к Тощему и с размаха стукнул его по голове огромным, как кузнечный молот, кулаком. Тот упал, как подкошенный. Верзила стал хлопать голыми руками по огню и быстро затушил его. Я был ошарашен, обожжён и почувствовал, что не скоро смогу сесть. Верзила поднял и протянул мне сброшенную Тощим на пол баночку с мазью. Я не замедлил воспользоваться его намёком. Глядя на мазь, которую держал в руках, я вдруг вспомнил о раненом рыцаре. Необходимо было навестить его. Я поблагодарил Верзилу, и он молча вышел, бросив на лежащего, как куль муки на полу, Тощего удовлетворённый взгляд.

Спрятав всё самое ценное, находившееся на столе, во избежание мести Тощего, когда он очнётся, я пошёл к выходу, резонно рассудив, что ходить теперь я могу, где заблагорассудится. За неимением другой одежды, я так и пошёл в прогоревшей рясе. Два разбойника, стоящие на страже, проводили меня долгими взглядами.

Сторож впустил меня беспрепятственно. Раненый рыцарь лежал молча и больше не метался по жесткой лавке. Всe повязки, которые я наложил на него, были сорваны. Лицо побледнело. Он переживал жестокий кризис и совсем обессилел.

Перед его глазами вставали картины его жизни, на которые он смотрел как бы со стороны. Чувствовал то, что чувствовали к нему окружающие его люди. Вот он взглянул на себя глазами своей матери и почувствовал гордость, каким красивым и смышлёным растёт мальчуган. Смотрел на себя со стороны друга детства и чувствовал обиду и злость за оскорбление, нанесённое ему, чтобы покрасоваться перед девицами. Увидел себя глазами будущей жены и чувствовал любовь… Глазами сына, и чувствовал восхищение перед отцом, большим и сильным… Глазами военачальника, и чувствовал надежду и удовлетворение.

Поистине бесконечные вереницы образов встали перед ним, и редко в этой тёмной ленте вспыхивали ярким огоньком радость или любовь.

Потом пошли совсем другие чувства.

Чувство ярости объяло его, когда он увидел себя глазами воина, защищавшего свою землю. Ужас охватил его, и он увидел себя глазами молодой женщины, прикрывающей своего ребёнка, прижавшегося к ней за мгновенье до того, как оба пали от его руки, потому что стояли между ним и богатой добычей. Пришла ещё волна ужаса, ещё и ещё. Страх. Ярость. Злоба.

От этих картин сердце рыцаря забилось часто-часто, лёгким перестало хватать воздуха, и, так и оставшись в железных объятьях чувства запоздалого раскаяния, он испустил дух, который канул в тёмные глубины, где будет пребывать вечность, ожидая прощения.

Я не мог видеть всего того, что пережил этот несчастный, мог только догадываться. Поэтому я прочёл молитву об упокоении, чтобы его дух нашёл правильную дорогу. И может быть, когда милосердный Господь дарует ему ещё один шанс, он проведёт свою жизнь в благих деяниях, в любви, даруя всем вокруг радость, надежду и помощь. Момент ухода в мир иной может быть разным, но всегда это таинство, и мне пришлось провести краткое отпевание, благо в монастыре я успел выучить всё, что необходимо в этих случаях.

Рыцари были подавлены. Военные люди очень тяжело переживают смерть друзей, особенно когда это произошло не на поле боя. Они молились вместе со мной и не боялись слёз. Я сказал им:

– О чём вы плачете, разве Папа не отпустил вам все грехи?

Один из рыцарей ответил:

– Столько грехов, сколько есть на нашей душе, даже Папе не под силу отпустить.

– Зато у вас есть время, чтобы отмолить их. То, чего не было у вашего друга, – сказал я и подумал, что не имею право осуждать этих людей, ибо сам не достоин.

– И всё же, помогите нам написать письма родным, – шепнул один из рыцарей.

– Я постараюсь, но не знаю, как мне удастся отправить их, ведь я не могу выйти за ворота. Но если вдруг появится хоть малейшая возможность, я попробую.

– Мы понимаем и не просим многого, и, уж конечно, отблагодарим…

В этот момент снаружи раздался пронзительный звук рожка. Приглашение на обед в разбойничьем логове! Я решил, что пора вливаться в коллектив и, возможно, разузнать что-нибудь о Тевтонце.

На улице, недалеко от кухни, из которой доносился рыбный запах, были поставлены несколько длинных столов с грубыми лавками по сторонам. Похоже, повар у них был опытный. На столе красовались свежеиспечённые лепешки. Со всех сторон подтягивались братья разбойнички, которые сначала подходили к кухне, где получали в свою миску каши и кусок вареной рыбы с какими-то специями.